Евгений Лукин - После нас - хоть потом

Завид Хотеныч недобро прищурился. Оплошал Ухмыл. Не стоило, ох, не стоило указывать розмыслу, кого куда пристраивать…

- Это с каких же пор древорезы погорелиц в жены брать стали? - с морозцем в голосе осведомился Завид Хотеныч.

Кудыка лишь виновато развел руками. Розмысл насупился и вновь посмотрел на Ухмыла.

- Ты где их таких раздобыл?

- Я же сказываю, Завид Хотеныч, с обозом пришли! - вскричал тот, округлив от искренности глаза.

У розмысла задергалось левое веко, и, надо понимать, плохо бы сейчас пришлось всем троим, не поскребись кто-то в дверь.

- Кого там еще водой примыло? - грянул Завид Хотеныч.

Дверь приоткрыли не без робости, и Кудыка словно в прорубь окунулся, ибо порог с поклоном переступил не кто-нибудь, а тот самый рябой высокий волхв из капища близ слободки. Был он, правда, на этот раз без оберегов и без посоха, лик имел испуганный, а в руке держал скатанный в трубку пергамент.

- Вот, Завид Хотеныч… - с жалкой улыбкой произнес он, наклоняясь вперед и протягивая грамоту через весь стол.

И пока тот озадаченно разбирал крупное размашистое письмо, Ухмыл с кудесником успели быстро, но вполне приятельски друг другу кивнуть, отчего Кудыку потянуло вдруг завести под лоб ясны глазыньки да и прилечь на пол.

- Соловей? - строго спросил розмысл.

- Соловей… - сдавленно подтвердил волхв.

- В чем повинен?

- Да в бадье не того спустил… Имена у них были похожие. Один - Докука, а другой - Кудыка…

И такая тут пала тишина, что кудесник осекся и непонимающе закрутил головой. В углу щелкало по-прежнему, и звук этот кое-что сильно Кудыке напоминал.

- И что… велика разница? - мягко, как бы подкрадываясь на кошачьих лапах, спросил розмысл. Причем обращался к Соловью, а сам смотрел на древореза.

- Еще как велика! - с горечью сказал кудесник. - Кудыку-то часы изладить угораздило… А Докука - так… под руку попал…

Розмысл улыбнулся, то есть такое скроил изличье, что бедный Кудыка аж съежился. Завид Хотеныч взирал на него, по-змеиному растянув и выгнув рот, словно прикидывал: голову сперва отъесть или же с ног начать?.. Наконец отпустил губы и вновь взглянул на волхва.

- Будешь золу грузить, - объявил он. - Не умел языком работать - поработаешь лопатой… Ухмыл, ты поди с ним, скажи, что делать… И тут же возвращайся, уразумел?

- Уразумел, Завид Хотеныч! - обрадованно отозвался тот и, ухватив бывшего кудесника за рукав, увлек за дверь.

Розмысл изволил подняться из-за стола и, подойдя к Кудыке вплотную, принялся придирчиво его разглядывать. Будто коня на слободском торгу.

- Да-а, с виду и не подумаешь… - задумчиво проронил он. - Стало быть, и впрямь часы изладил?.. Такие?

Завид Хотеныч, не глядя, ткнул пальцем в угол, и древорез осмелился взглянуть. Там стоял торчмя высокий, как надолба, снарядец узорного чугунного литья - весь в гроздьях и завитках. Внутри, звонко щелкая, ходил молоточек колебала. Стрелок, правда, не было, зато имелся круг с цифирью и суточными делянками.

- Где уж нам… - выдавил Кудыка, не сводя глаз с хитрой греческой поделки. - Мы попроще… Из дерева… Не кузнецы, чай… Древорезы…

Розмысл взглянул на него изумленно и, ничего не сказав, вернулся за стол. Негромко, но решительно пристукнул по доске ладонью.

- Значит, так, Кудыка! Люту Незнамычу я тебя не отдам… Как это у вас наверху говорится: мимо пройдешь - дураком назовут?.. - Снова изогнул на мгновение рот в змеиной улыбке и далее заговорил отрывисто, кратко, словно гвозди вбивал: - Останешься у меня. Участок наш - от заката до изворота… Участок - сложный, предупреждаю, снасти лажены своедуром, так что готовь смекалку… Станет Лют Незнамыч переманивать - не вздумай соблазниться. И вообще за изворот - ни шагу! Узнаю - язык ниже пяток пришью!.. - Тут розмысл приостановился и поглядел Кудыке в глаза, давая понять, что насчет языка не шутит. - Ухмыла я с золы снимаю. Походишь с ним, посмотришь. Что непонятно - спрашивай смело. Хоть он и пьяница, а дело знает… Да! Еще возьмешь у ключника Устав Работ - и чтобы вызубрил до последней буквицы. - Завид Хотеныч замолчал и, оборотившись к Чернаве, смерил ее недовольным оком. - А вот как с тобой, красавица, быть?.. Счету навычна?

Та надменно поджала губы.

- Да уж на торгу не обсчитаюсь…

Розмысл подумал.

- Ладно! - проворчал он. - Поставлю на раскладку: будешь чурки раскидывать. Дюжинами. Легкие - влево, полновесные - вправо…

Ночь была черная, непрозрачная, без единого гвоздика в небе.

«Влюбилась - как рожей в сажу влепилась», - пришло на ум боярышне Забаве, которую вся округа с некоторых пор звала за глаза Шалавой Непутятичной.

- Чурило!.. - обеспокоенно шепнула она. - А ну потрогай: погорелец не отвязался ли?..

Ухватистая пятерня с готовностью лапнула ее за высоку грудь и тут же получила хлесткую затрещину. Чурило крякнул.

- Виноват, ощупался… - смущенно пробормотал он.

- Да тут я, тут, боярышня… - послышался совсем рядом унылый голос захваченного в развалинах погорельца. - Чего уж там отвязываться?.. Все равно ведь сыщете…

Впереди шуршал незримой травой незримый храбр Нахалко, коему велено было разведывать ведущую к капищу стежку. Понятно, что, кабы не Шалава Непутятична (катись она под гору вместе со своим зазнобушкой!), оба храбра и близко бы не решились подступить в такую темь к развалинам. А про огороженную страхом Ярилину Дорогу и говорить нечего… И тот, и другой не раз уже помянули, верно, недобрым словом и кружало, где они бражничали с древорезами, и саму встречу с синеглазым ленивым красавцем, будь он неладен!..

А главное, конечно, кляли храбры собственные свои не в меру проворные языки. Угораздило же обоих, в самом деле, выскочить наперед: знаем, мол, боярышня, как не знать!.. Не одну ендову зелена вина с тем Докукой раскушали…

Вот и раскушивай теперь…

Думали сначала, что боярская племянница просто затеялась изловить вожака чумазых да и расспросить в теремных погребах о ладушке о своем. Ну это - ладно, дело привычное: унянчали дитятку, даже и не пикнул. Пикни попробуй - с кляпом-то во рту!.. А как выспросили - новая дурь нашла: подавай ей волхвов - тех самых, что Докуку ее ненаглядного под землю к навьим душам спускали! С простыми-то бабами беда, а уж с боярышней - вдвое…

- Нашарил… - радостно шепнул незримый храбр Нахалко. - Вот оно, капище… Камушек…

И впрямь - кончилась травка, пошла мостовая. Осторожно, опасаясь угодить ненароком в жертвенный колодезь, двинулись в обход выложенной замшелыми голышами площади, пока за частоколом резных идолов не наткнулись на малую избенку, где держали опочив волхвы.

Дрыхли кудесники без задних ног, двери не замыкая. Да и зачем? Кому бы это в голову взбрело среди ночи гулять по запретной для всех Ярилиной Дороге?