Евгений Лукин - После нас - хоть потом

Боярин распахнул дверь перед князем. Пол в горнице устелен был ковром, стол накрыт нарядной скатертью, на окнах - занавесы да наоконники, поставец сиял серебряной посудой. Красовались в тарелях [94]всевозможные яства, а в самой середке стола выгибала шею лебедь целая, нерушеная.

На лавке, промакивая тафьею выпуклую плешь, пригорюнился Лют Незнамыч, а перед ним метался, запальчиво взмахивая руками, смуглый изобиженный грек.

Вяло ответив на приветствия, князюшка сел за стол и принял из рук боярина полный кубок доброго вина. Выцедил, прищурив правое око, закусил заморской маслиной, поставил кубок, призадумался. Потом вскинул бровь и глянул на скукоженное личико розмысла.

- Вишь, как оно бывает-то, Лют Незнамыч… На смирного беду нанесет, а прыткий и сам набежит… Так что не помогло тебе смирение твое… Влез по уши - полезай и по маковку… На участке-то хоть спокойно?

- Куда там!.. - Розмысл с горечью махнул тафьей. - Вече [95]собирают, в доски железные бьют…

- А чего хотят?

- Да зябко молвить, чего хотят, - передернув плечиками, отвечал Лют Незнамыч. - Родислава Бутыча скинуть мыслят. А на место его Завида Хотеныча прочат…

- Разумно… - одобрил Столпосвят и мигнул боярину. Тот живо наполнил кубок.

- Да мало ли что разумно! - вскричал розмысл. - По Уставу Работ…

Князюшка поперхнулся и, проплеснув вино, грянул донышком в стол.

- По Уставу?.. - взревел он, да так, что из оконного переплета чуть стеклышки не посыпались. - Это по какому же уставу вы нас позавчера заморозками пожаловали? А сегодня и того чище - ночи лишили!.. Давно пора в шею гнать этого вашего хрыча Родислава Бутыча, пока он тут светопреставления нам не учинил! И правильно Завид Хотеныч сделал, что грамоту его разорвал! Ишь! Один дельный человек на всю преисподнюю - и того убрать норовят…

- Против главного розмысла - н-не пойду, - выговорил с запинкой бледный Лют Незнамыч.

- Не пойдес - плати, - тут же заявил чернявый. - Ми, греки - цестны целовеки…

- Да немыслимо сие! - возопил в отчаянии Лют Незнамыч. - О чем глаголишь, княже? Или грамоту царскую тебе еще не вручили?..

Столпосвят насупил брови и поднес кубок к улыбнувшимся устам.

- Вручили… - рек он напевно и выпил. Развел усы, огладил бородушку. - Велит мне та грамота снять с кормления участок Завида Хотеныча… И, пока не покорится, припасов ему не поставлять…

- Так неужто не снимешь?

- Ну почему же… - невозмутимо пророкотал князюшка. - Сниму-у… - Тут он бросил на Люта Незнамыча исполненный грозного лукавства взор. - Только не его участок, а твой. Твой, розмысл! На второй день у людишек животы подведет - они тебя самого съедят… сольцой не посыпая… А порушь-ка мне, боярин, лебедь белую!..

Блуд Чадович взмахнул ножом и, раскроив птицу, поднес с поклоном на блюде наиболее лакомый кус.

- Неужто и царя не страшишься? - пролепетал ужаснувшийся розмысл. - Прознает ведь…

Вместо ответа Столпосвят взял неспешно в обе руки лебяжью ножку, поднес было ко рту, как вдруг, опечалившись, вернул на блюдо. Воловий глаз князюшки внезапно налился слезой.

- Царь-то наш батюшка… - молвил князь, в расстройстве отодвигая тарель. - Помер болезный… Вот уж месяц тому, как помер…

- Как?!

- Греческая хворь прикинулась, - утирая глаз согнутым пальчиком, с грустью пояснил Столпосвят. - Кондратий называется…

- А сразу-то почему ж не огласили?..

Вздохнул князюшка.

- Да вишь, брат мой окаянный Всеволок, смуты испужался… Молил-молил меня никому не сказывать, да и другим запретил. Да только, видать, правды-то не утаишь…

Скорбная и в то же время очумелая тишина постигла горницу. И в тишине этой скрипнула, спела тихонько дверь. На пороге, поджав губки, стояла стройная, как веретенце, боярышня - заплаканная и сердитая. Окинув беглым взглядом розмысла и дядюшку со Столпосвятом, уставилась исподлобья на грека. Тот не понял - вскинул брови, покатал туда-сюда черные маслины глаз, неуверенно цокнул языком…

- Крути, боярин, свадебку, - с отвращением проговорила Шалава Непутятична. - Зарок дала: кого первого сейчас увижу - за того и пойду…

- Так что двум котам в одном мешке не улежаться… - мудро подытожил Ухмыл и надхлебнул стаканчик.

Кудыка хмыкнул и посмотрел на Чернаву. Та сидела, подперев чисто отмытую щеку, и сердито слушала степенный мужской разговор, время от времени придирчиво оглядывая свою новую обитель. Так уж вышло, что после недавней подземной смуты всех попятливых да окарачливых скоренько переобули из сапог в лапти. В число разжалованных попал и робкий сотник Нажир Бранятич - тот самый, кому принадлежало раньше это жилье. Конечно, по сравнению с тесной дырой, где поселили поначалу Кудыку с Чернавой, - хоромы. Две сухие просторные клети, стены обтянуты чистой холстиной, а теперь даже вон и коврик греческий на полу, выменянный всего за дюжину идольцев… А все ж не Навьи Кущи…

Чернава вздохнула.

- Под котами-то кого разумеешь? - спросила она Ухмыла. - Розмыслов наших или Столпосвята со Всеволоком?

- Да что тех, что других… - небрежно ответствовал тот и примолвил со вздохом: - А все бабы. Все они…

- Бабы-то тут при чем? - обиделся Кудыка, но, думается, все-таки не за баб обиделся - за мужиков. Что ж мы, в самом-то деле, без женского полу сами и склоки учинить не сможем?.. С лесоповала бывший древорез вернулся малость осунувшийся, с незнакомым начальственным блеском в глазах.

- Ну как… - сказал Ухмыл. - Все с чего началось-то? Перенега со Звениславой сцепились - колом не разворотишь!.. Наша-то, вишь, с раскладки, из грязи да в князи, а та и впрямь княжна, Всеволоку двоюродной сестрицей приходится… Да и муженек ее Родислав Бутыч сам из бояр… Бела кость…

- Ишь ты! - подивился Кудыка. - Как же это он в розмыслы-то угодил?..

- Да запросто! А ты думал, розмыслы сплошь работяги?.. Вот Коромысл, к примеру… Слыхал о таком?.. Тот и вовсе из княжьего роду происходил. А смекалист был, сказывают!.. Не чета нынешним - снасти новые придумывал… Кое-что так в его честь и назвали… - Ухмыл приостановился и подплеснул в стаканы винца. - Ну вот… - продолжил он, покачивая берестяной посудинкой. - И давай, стало быть, это бабье мужей подбивать: Завида, значит, Хотеныча с Родиславом Бутычем… С тех самых пор распря у них и идет… Хотя, по правде молвить, у нас в преисподней теплынские участки и раньше со сволочанскими не ладили…

- И кто, мыслишь, верх возьмет? - с тревогой спросила Чернава.

- Где? Здесь или наверху?

- Да провались он, этот верх! - вспылила Чернава. - Не наверху, чай, живем-то!..

- А вот это ты зря… - заметил Ухмыл. - Тут, вишь, такой узел завязался, что и не распустишь. Ежели Завид Хотеныч не удержится, то и Столпосвяту, считай, опалы не миновать. То есть вотчины своей теплынской лишиться… Да и наоборот: сгонят Столпосвята - тут уже Завиду Хотенычу беда придет. Так что ты, Чернава, не горячись… Нам без греков да без князюшки одним эту кашу не расхлебать нипочем. А тут еще царь-батюшка помер, слыхали?