Евгений Лукин - После нас - хоть потом

- Так бойко выбежал… - растерянно сказала Ляля.

- Мерзко он выбежал! Мерзко. Кто ему лапы ставил?.. Да скорее всего сам и ставил… Срамота - с первого пинка вскочил! А вот хотел бы я посмотреть, как этот цуцик при такой побежке лестницу одолеет… Только вниз, вниз! Вверх-то - любой дурак… - Голос его пресекся - и Ляля с гримаской сочувствия пожала крепкий бицепс спутника. Ратмир накрыл ее руку своей.

- Да-а, времена… - с горечью продолжил он. - И ведь каждый думает, что все может! Делов-то! Стал на четыре мосла и залаял…

В небесах легонько рявкнуло. Секретарша Ляля вздрогнула. Ратмир лишь досадливо мотнул головой.

- Понимаешь, - сказал он. - То, что ты не ценитель, это полбеды. А вот то, что хозяева сплошь и рядом не секут, где классная работа, а где халтура, - вот это уже беда. Да что далеко за примером ходить! Тот же Рогдай Сергеевич…

- А мне казалось, ты его так любишь…

- В рабочее время! - отрезал Ратмир. - А в обеденный перерыв я никого любить не нанимался!..

В следующий миг Ляля испуганно вцепилась в его локоть, потому что из-за поворота… Нет, слава богу, ошиблась. Правда, показавшаяся из-за поворота девица шла телешом и без ошейника, но на двух ногах, а главное - в ажурных туфельках на высоком каблуке. Нудистка.

В Суслове их летом - как собак нерезаных.

Еще немного и опоздали бы. Ляля стремительно вспорхнула в приемную, Ратмир же, не теряя достоинства, двинулся неспешно в раздевалку. Странно, но, готовясь вернуться в собачью ипостась, он мылся под душем гораздо тщательней и раза в два дольше. Как хирург перед операцией.

И ладно бы только сегодня, когда хотелось содрать с себя мочалкой воспоминание о случившемся в «Собачьей радости»! А то ведь всегда…

Выйдя десять минут спустя из раздевалки через им же самим заранее приотворенную дверь, он направился в приемную не сразу, а для начала побегал, вживаясь, по коридору. Вызывающе громко цокая пластиковыми налапниками, почти уже миновал закуток бухгалтерии, как вдруг услышал сквозь филенку сварливый голос мордастой своей супротивницы - и еле преодолел соблазн в знак презрения задрать лапу у косяка. К счастью, вспомнилась давняя, но памятная выволочка за точно такую же проделку - поэтому Ратмир ограничился тем, что пренебрежительно фыркнул и несколько раз отбросил задними лапами воображаемую землю.

Все. Можно работать…

В приемной старушка уборщица поспешно домывала полы. Секретарши Ляли на месте не было - не иначе, послали куда-то с поноской. Жалобно поскуливая, пес покрутился у закрытой двери кабинета, поцарапал ее лапой, не зацепил - и с разочарованным видом завалился под стол, где, жалобно наморщив лоб, вплотную занялся хорошо уже изгрызенной косточкой из литой резины.

- А ну пошел! - отчаянно закричала уборщица. - Я там еще не мыла!

Ратмир даже ухом не повел. Старушка опасливо потыкала его шваброй - и тут же лишилась инвентаря. Крепкая лапа упала на спеленутую мокрой тряпкой перекладину. С силой вырвавшееся из рук древко оглушительно стукнуло об пол. Уборщица нагнулась, чтобы вернуть утраченное, однако была остановлена негромким, но явственным рычанием. Из-под стола на нее смотрели, не мигая, коричневые круглые глаза, ничего хорошего не обещавшие.

Всплеснула руками и побежала жаловаться. Видя такое дело, Ратмир мигом вылетел наружу, предвкушающе припал на передние лапы, прогнул спину, заюлил задом. Действительно, вскоре дверь кабинета отворилась вновь - и вслед за потерпевшей в приемную выглянул хозяин.

- Бандитствуешь? - осведомился он мрачно и в то же время добродушно.

Ратмир взвизгнул, кинулся к нему со всех ног, заплясал, то и дело вскидываясь на задние лапы. Швабра и резиновая кость были забыты напрочь.

- Соскучился, пес, соскучился… - Приговаривая нараспев, хозяин привычным движением потрепал ему холку. - Ну пойдем, у меня посидишь. А то, чувствую, убрать ты здесь не дашь. Только цацку свою захвати…

И пес опрометью бросился за резиновой игрушкой - не столько, разумеется, ради нее самой, сколько из радости сделать приятное самому главному человеку на свете.

- Да хотя бы с Лыцком сравни! - с досадой говорил Рогдай Сергеевич, директор фирмы. Сбросив пиджак, он сидел на краешке рабочего стола и, засунув руки в карманы, нервно качал ногой. - Вроде бы и война у них, Гарик, и террор, а инвестиции из-за бугра все равно ползут… И не боятся ведь вкладывать!

Его дальний родственник и заместитель по общим вопросам Гарик - тоже без пиджака и тоже заложив руки в карманы - стоял, опершись задом на подоконник, и, пристально следя за колебаниями директорской туфли, задумчиво кивал в такт.

За Сусла-рекой заворчало и дробно ухнуло. Даже блеснуло слегка. Гарик на звук не обернулся, но кивать перестал.

- Слышь, как вложили? - склонный по молодости лет к зубоскальству, цинично заметил он. - По-моему, ракетный удар называется…

- Я бы уже, наверное, и на ракетный удар согласился, - устало молвил Рогдай Сергеевич. - Отрицательная реклама - тоже, знаешь, реклама… Как это у классика? «Высек - и тем запечатлел…»

Директор слез со стола. В скорбном раздумье направился к бару, где открыл стеклянную дверцу, достал коньяк, наполнил два хрустальных наперстка и, вручив один из них заместителю, вновь увенчал собою насиженный угол столешницы.

- Да что ж мы за глушь такая! - с тоской проговорил он. - Москва нас не замечала, Запад - не замечает… Татары - и те стороной обошли!

- Какие татары? - весело возмутился Гарик, имевший зачем-то высшее историческое образование. - Первое летописное упоминание о Суслове - пятнадцатый век…

Рогдай Сергеевич выпил и со стуком отставил хрустальный наперсточек.

- В-вот! - выдохнул он, воздевши указательный палец. - Значит, и летописцы тоже… До самого пятнадцатого века ни одна собака вниманием не удостоила! А знаешь почему? Безликие мы, Гарик! Возьми Баклужино, Сызново… Про Лыцк я уже не говорю. Да! Бывшие районы Сусловской области! Но у каждого свое лицо, свой нрав… А мы? Вечно под кого-то косим, вечно кого-то лижем! Либералами себя объявили, Думу в Капитолий переназвали… Нет, ты пойми, я ведь не против, но не все же надо подряд перенимать! Нудисты эти, к примеру… Ну на кой они нам пес?

- О! - сказал Гарик, приникая к оконному стеклу. - Кстати! Нудисточка дефилирует… Взглянуть не хочешь?

- Да иди ты к черту! - вспылил директор. Взгляд его упал на веревочный коврик у двери, где, прижав лапой резиновую кость, сладко посапывал Ратмир. Внезапно заскулил, затрепетал, принялся мелко-мелко перебирать лапами. Что-то, видать, приснилось.

- А собаки? - полюбопытствовал Гарик, тоже взглянув на пса.

- А вот собак не замай, - хмуро отозвался Рогдай Сергеевич. - Собаки, Гарик, пока наш единственный козырь. Ты пойми: кроме как в Суслове, люди нигде больше псами не служат. Комиссия по правам человека из-за них приезжала, этнографы интересовались… Такой мог международный скандальчик выйти! Прозевали момент.