Евгений Лукин - После нас - хоть потом

Второй день подряд то накрапывало, то моросило. Физические капли бились о крышу, астральные пролетали здание насквозь чуть ли не до фундамента. Души мокли, настроение было соответственное.

- Это где ж тебе так физию русифицировали? - ворчливо полюбопытствовал старый колдун Ефрем Нехорошев, присматриваясь к переплюснутым чертам ученика. Правый глаз Глеба Портнягина был объят траурным фингалом. Левый и вовсе заволокло.

- На митинге, - мрачно ответствовал воспитанник.

- Ишь ты! - подивился колдун. - На митинге! Никак в политику потянуло?

Ведя отшельнически-запойный образ жизни, он настороженно относился к любому общественному начинанию, справедливо подозревая в нём напущенную кем-то порчу.

- Да не в политику… - с досадой отозвался Глеб. - Друган у меня… бывший… Склад с ним брали…

- Та-ак… И что?

- Ну, иду проспектом, а там митинг. Потом смотрю - вроде оратор знакомый. Пригляделся - он. Хотел я ему рыло о динамик поправить…

- Другану-то?

- Таких друганов!.. - вскипел Глеб. - Думаешь, из-за кого нас тогда на складе ментовка повязала? Полтора года по его милости отмотал!.. - Насупился, приостыл. - Ну вот всем митингом меня и…

- Суров ты, однако… - Старый знахарь, кряхтя, поднялся с табурета, изучил повреждения. - Дай-ка заговорю…

Нахмурился, зашептал. Глеб прислушивался в надежде запомнить слова заговора, но больно уж тихо и быстро бормотал Ефрем. Однажды только проступило из общей невнятицы что-то вроде: «у киски заболи, у собачки заболи…» - а дальше опять пошло неразборчиво.

Обработав последнюю травму, чародей аккуратно наложил на неё заклятие, после чего напутственно чиркнул Глеба кончиками пальцев по маковке. То ли подзатыльником ободрил, то ли астральную слякоть с души стряхнул.

- Слышь, Ефрем, - помолчав, спросил ученик. - А тебе по молодости лет с толпой махаться случалось?

Ответил колдун не сразу - присел на табурет, призадумался. Брюзгливо скомканное лицо разгладилось, подобрело. Юность Ефрема прошла на хуторке, расположенном аккурат меж двух недружественных колхозов. Корни вражды уползали в седую древность. Надо полагать, животноводы так и не смогли простить земледельцам убийства Авеля, поэтому драки молодежь обоих хозяйств по праздникам учиняла грандиозные.

- Да-а… - выдохнул наконец чародей, и воспоминание осветило его смягчившиеся черты. - Метелились почём зря! Теперь уже не то… Совсем не то… Поймали это мы, помню, одного с «Красного бугая». Там мальчонка-то - с хренову душу… - И дальше - пристанывая от уважения: - Как вертелся! Четверо за ноги за руки держали! Куртка в руках осталась - сам ушёл! Друг по дружке попали, по нему - ни разу…

- И тебе небось доставалось? - как-то больно уж неспроста продолжал допытываться Глеб.

- А то! Таких однажды плюх с двух сторон наловил - уши поплыли! И ещё, прикинь, назавтра встретить обещались…

- Ну! А ты?

- А я - что я? Околдовать решил. Пришибут ведь, думаю…

- Оберег, что ли, сделал? - с сомнением спросил Глеб.

- Скажешь тоже! - Чародей усмехнулся. - Мне ведь не просто уцелеть - мне ещё плюхи им вернуть хотелось! Я ж говорю: молодой был. Обидчивый. Сварил, короче, ататуй…

- Кого-кого?

- Зелье такое, - пояснил колдун. - Ататуй называется… А оберег - нет. Ататуй с оберегом не ладят. Тут надо либо то, либо это…

- Ну! И как же ты его варил?

Колдун озадачился, заморгал:

- Погоди, что ж я брал-то?.. А! Седьмой кол из плетня супостата…

- Ты ж говоришь, тебя толпой били…

- Нет, ну не у всех, ясное дело, колы дёргать! Только у главаря. Причем брать не абы когда, а сразу по первой звезде - и чем быстрее, тем лучше…

- Это понятно… Считать от угла или от калитки?

- Без разницы. Я от угла считал…

- А если, допустим, штакетник у него?

- Ну, значит, седьмую штакетину выломить.

- Погоди-погоди! А варить-то её как?

- Да не варить! - Колдун всхохотнул глумливо. - Из дровины этой костерок складывают, а на него уже шлем ставят…

- Опа… - тихонько выдохнул Глеб. - Что за шлем?

- Лучше всего, конечно, рыцарский - со дна Чудского озера, но таких теперь не добыть. Во-первых, заграница, во-вторых, ржавь, а в-третьих, там сразу после побоища… лёд ещё не сошел, а волхвы да колдуны всё уже повыгребли. Потому сейчас ничего и не находят - даже с металлоискателем… Ну а замена какая тут может быть? Солдатская каска. Или пожарная. Но с трагически погибшего!

- Ага… - пробормотал Глеб, явно размышляя, где достать подобную посуду. - И что туда класть?

Чародей возвёл глаза к потолку, подставив лицо незримым астральным каплям, и принялся перечислять. В рецепт входили и лапка жабы, и пепел повестки из прокуратуры, и одолень-трава, и хрен-трава, и укроп-трава… много чего входило!

- Во-от… Помешивать непременно посолонь…

- Это как?

- По часовой стрелке… Пальцем убийцы.

- Отрубленным?!

- Ну а каким же!

- Да где ж его взять?

- Н-ну… В морге попросить можно…

Глеб прикинул - и повеселел. Не надолго. На миг.

- Так это что ж потом? - содрогнувшись, спохватился он. - Самому, что ли, пить?!

Гитлеровскую каску с выразительной осколочной пробоиной в районе виска Глеб выменял на пузырек отворотного зелья у вахтёра краеведческого музея. Вопреки ожиданиям, на диво легко удалось приобрести и палец убийцы. Сотрудница морга, смешливая деваха, с которой воспитанник колдуна учился когда-то в параллельных классах, выслушав просьбу, прыснула и спросила:

- Тебе сколько?

Думал, шутит. Выяснилось - ничего подобного: не далее как вчера некий вспыльчивый пенсионер, обидевшись за что-то на паспортный стол, заявился туда с толовой шашкой. Пол-очереди уложил и себя за компанию. Так что пальцев хватало.

В итоге, как это ни странно, самым сложным и рискованным предприятием оказалось изъять седьмую от угла штакетину из забора Никодима Людского (так звали бывшего друга, а ныне заклятого врага Глеба Портнягина). Собственно, само-то изъятие тоже особого труда не составило - серая от дождей рейка держалась всего на одном гвозде. А вот убегать пришлось быстро.

Вернувшись с добычей, Глеб застал Ефрема непривычно тихим и благостным. По сморщенным устам старого колдуна бродила мечтательная улыбка: не иначе всё ещё вспоминал боевую юность.

- Да, кстати, - встрепенувшись, сказал он. - Знаешь, что я ещё тогда в варево клал? Сушёного шершня, в ступке растёртого…

Благо, стояла осень, и с дохлыми сухими шершнями в Баклужино было особенно хорошо. Зелье Глеб на всякий случай варил при лунном свете, чтобы крепче вышло. По чёрно-серому пустырю, прилегающему к кладбищенской стене, шмыгали тени, собиралась к малому костерку выродившаяся нечисть городской окраины. Помешивая варево посолонь привязанным к прутику пальцем престарелого убийцы, юный чародей угрюмо шевелил ноздрями и ещё сильнее ненавидел бывшего другана, из-за которого ему придётся потом всё это выпить. До дна и залпом.