Александр Зорич - Время — московское!

Следующий фрагмент был уже более связным и осмысленным. Сильно кружилась голова.

Эстерсон лежал. Он повернулся набок, его вырвало на близкий снег.

«Чем же я отравился?» — невпопад подумал он, совершенно не принимая в расчет, что в его случае можно смело говорить как минимум о сотрясении мозга.

Испытав задорную, боевитую, русскую злость, конструктор собрал волю в кулак и в несколько приемов встал — сперва на колени, а потом и в полный рост.

Осмотрелся.

Из густого, кобальтово-синего рассветного сумрака проступила скала.

Скала была справа от него. Слева тоже возвышались скалы, складывающиеся в неровную каменную стену.

Добрая морская душа вытащила его, беспомощного, из туннеля на свежий воздух и приткнула на первом же пятачке, показавшемся безопасным.

«Неужели в туннеле все так плохо? База уничтожена полностью?»

Раздался нарастающий гул и из-за правой скалы выскользнул «Дюрандаль». До него было метров двести.

«Смотри-ка... кто-то еще взлетает».

Эстерсон пошел вперед, свернул налево и оказался на берегу фиорда. При этом ради каждого движения конструктору приходилось концентрироваться и скрипеть своими несчастными мозгами так, словно он в уме брал натуральные логарифмы семизначных чисел.

Вода в центре плеса вспучилась, вскинулась белым столбом и из него неспешно, будто бы через силу выросла стройная тупоносая труба с длинной штангой на конце. Затем включились двигатели и ракета «Зенит-ПФ» (а это была она), резво подпрыгнув, ушла в низкие облака. Впрочем, реактивный выхлоп ракеты с легкостью разорвал облачные препоны, подарив Эстерсону несколько лишних мгновений яркого света.

В багровых сполохах ракетных двигателей кое-что прояснилось.

Через фиорд ползли клубы дыма.

Рукотворный айсберг, порождение взрывных работ, был разрушен и превратился в несколько отдельных ледяных ломтей. Ломти эти остались торчать на прежней отмели. Какая сила обошлась с айсбергом столь жестоко — оставалось гадать.

На противоположном берегу поблескивали свежие обломки. Тут и там стояли столбы плотного желто-белого дыма. «Так горит фосфор... мокрое сено... что еще?» — подумал Эстерсон.

На воде болтались невразумительные продолговатые предметы. Среди них на секунду показалась блестящая спина дельфина, но конструктор отмел прочь подобные видения. Дельфинов на Грозный не завозили в отличие от пингвинов.

Над облаками шел бой. С позиций наземного наблюдателя он представлялся абстрактной светозвуковой пьесой. Что мог понять Эстерсон, глядя на зарницы и слушая ревущую какофонию заоблачной аэросвары?

Не слышал он матерящихся пилотов, которые давно расстреляли все ракеты и били теперь по врагу только из «Стилетов» и «Ирисов».

Не видел, как страховидные истребители пришельцев плюются зарядами антиматерии. И как заряды эти раз за разом расплескиваются о защитное поле «Дюрандалей», не причиняя машинам никакого вреда.

И когда нечто упало далеко на западе, выбросив вверх сферу бледно-голубого огня, что оставалось думать конструктору? Наверное, сбит очередной «Дюрандаль», что же еще...

Материализовавшись из сумрака, к Эстерсону подбежал высокий человек с автоматом.

Это был один из мичманов с «Юрия Долгорукого», конструктор не знал его имени, но видел в свите Оберучева.

— Где инопланетянин? — спросил мичман, рыская взглядом по сторонам.

«Сигурд» Эстерсона вышел из строя во время взрыва в бункере. Поэтому конструктор мог полагаться лишь на свои силы.

Редкое слово «инопланетянин» Эстерсон не признал. Да и ситуация, увы, не способствовала тому, чтобы предстать перед собеседником во всем блеске своего вполне сносного (хвала Полине!) знания языка международного общения.

— Извините. Не понял, — старательно выговорил он.

— А, это вы, господин Эстерсон! Что вы здесь делаете?

— Полезный вопрос. Не знаю. Что происходит?

— Мы сбиваем их! Крепко бьем! Понимаете? Взрываем врагов! Бац! Бабах!

— Понимаю... Я могу помочь?..

— Не знаю. Господи, что с вашим лицом?!

— Ранен. Немножко.

— Вам лучше сесть здесь и никуда не ходить! Я ищу инопланетянина! Он упал поблизости! Чужак!

Теперь Эстерсон наконец сообразил, что «инопланетянин» — это житель иной (то есть другой) планеты.

— Я ничего не видеть... не видал... видел.

— Ну как? Где он? — спросил Цирле, выныривая из темноты. — О! Ха-ха! Господин Эстерсон! Мимо вас не пробегал ночной кошмар о двенадцати щупальцах?

«Почему они такие веселые? Неужели все так хорошо? — подумал Эстерсон. — Но ведь кругом ад. Ад!»

Самому ему было так плохо, как никогда еще не бывало.

— Йозеф... по-шведски...

Эстерсон намеревался быть ровно в десять раз вежливее.

«Йозеф, дорогой, будьте так любезны, говорите, пожалуйста, по-шведски», — вот что хотел сказать конструктор. Но его речевой аппарат вконец разладился. А вместе с ним — и вестибулярный.

Эстерсона вновь вырвало.

— О, дружочек... — военный дипломат присмотрелся к нему, — да вы же совсем плохи! Ну-ка, ну-ка, садитесь... Садитесь, вам говорят! И никуда!.. О, вы хотите лечь? Прекрасно, прекрасно... Вот, отклоняйтесь, та-ак... А это вам под голову...

«Проваливайте... Идите своей дорогой... — думал Эстерсон, упорно не желая терять сознание. — Ну, валите отсюда, я сказал!»

Цирле обменялся с мичманом парой фраз на русском, после чего оба все-таки двинулись дальше, в погоню за инопланетным пилотом.

«Я отдохну. Ровно одну минуту. И пойду дальше. Я должен. Полина. Я буду считать до шестидесяти. Сосчитаю... Потом встану на ноги... И пойду».

Бой длился примерно полчаса. За это время «Дюрандалями» были сбиты двадцать девять истребителей «расы К». По одному на каждую минуту боя.

Лучший результат, показанный в ту войну отдельно взятым российским авиаполком.

Правда, «Дюрандалям» помогали субмарины. Но им не удалось записать на свой счет ни одного вражеского аппарата. Легкие ракеты, составляющие полезную нагрузку «Зенитов» модификации ПФ, оказались неэффективны против феноменально прочных инопланетных флуггеров.

Если бы «Дюрандалей» в распоряжении Оберучева имелось больше, а перехват чужаков был осуществлен на двести километров дальше, то ни один неприятель так и не прорвался бы к фиорду. А тринадцать других «если» (налаженная система дальнего обнаружения, прекрасные врачи, замечательные лазерные зенитки, вышколенный строительный батальон, рота осназ с полной экипировкой и так далее) превратили бы тот бой в хрестоматийную главу учебника для Академии Генерального Штаба.

Но не было всего этого.

Оберучеву катастрофически не хватало средств связи, оборудования, надежных убежищ, флуггеров, а главное — людей.

Кроме того, страшна была мощь вражьей технологии. Ее могли не бояться только экранированные защитным полем «Дюрандали». Но тюбинги туннеля, лед, скальные породы позитронные пушки инопланетных истребителей сокрушали похлеще, чем самые тяжелые бетонобойные бомбы.