Александр Зорич - Время — московское!

— Так точно, товарищ подполковник. Неужели такая большая «слепая каверна», что все пять «Шамширов» поместились?

— И не только. Там, с южной стороны подошвы, громадная дырка, просто невероятно большая. Надо там поковыряться как следует, очень...

«Саша, Коллекция!» — умоляли меня Танины глаза.

— Танюша, сюда уже выслан спасатель, — сказал я ей, отжав тангенту.

— ...штуковина. Кстати, Саша, ты там самый спокойный на своем участке колонны, слазь осмотри ближайший «Шамшир». Я понять не могу, отчего они плазменные пушки не задействовали.

— И зенитные ракеты тоже. Или я что-то пропустил?

— Какие ракеты?

— Я слышал, у «Шамширов» между башней и трансмиссионным отделением врезана секция с установкой вертикального пуска. Там то ли шестнадцать, то ли двадцать зенитных ракет.

— Так получается, они со своим штатным вооружением могли всех нас по ветру развеять? Вместе с «Орланами»?

— Как-то так и получается.

— Спасибо, буду знать, какой длины свечку в храме ставить.

— Три метра?

Свасьян рассмеялся.

— Примерно так... У меня Колесников на линии, так что извини.

— Всего доброго, товарищ подполковник.

— Всего доброго.

Прибежал боец, присланный Свасьяном для спасения Коллекции из горящего БТР. Я объяснил, что ему следует делать, а сам поплелся смотреть «Шамшир».

Честно говоря, наплевать мне было, почему клоны не задействовали плазменные пушки.

Не задействовали — и слава Богу. Может, снарядов не было, ха-ха.

Мы расположились на краю «болота» — я и Таня. Я курил, держа сигарету большим и указательным пальцами (эту манеру я перенял у «желторожих» — на Х-крейсерах такое считалось комильфо).

Моя Таня неподвижно сидела рядом, закрыв лицо руками.

Позади нас медленно поднимались в равнодушные небеса клубы жирного черного дыма, за ними виднелся до неузнаваемости измененный недавним боем пейзаж.

Было очень тихо.

Таня не плакала, как можно было бы подумать. Она находилась, как я понял, в безмолвном отчаянии, для которого у нее имелись причины достаточно веские. Ведь только что погибла Главная Ценность Таниной Жизни — Коллекция.

Осназовец в жаропрочном боевом гермокостюме, посланный Свасьяном, замешкался, чем, кстати, спас себе жизнь. Ведь средств защиты от свалившейся на голову дейнекс-камеры у осназа нет. И ни у кого нет.

А случилось вот что: при мощнейшем взрыве одного из подбитых «Шамширов» этот злополучный агрегат, наполненный жидким дейнексом, швырнуло на БТР номер 204. Адская машина упала в проем одного из открытых люков на крыше машины и дейнекс полился в пылающее десантное отделение. Дейнекс, будучи в химическом отношении еще более агрессивен, чем чистый фтор, азартно прореагировал со всеми попавшимися на пути материалами. Излишки же дейнекса через несколько секунд начали испаряться, а спустя примерно минуту сдетонировали так, что впечатления от худших часов Города Полковников в моей памяти слегка померкли.

Результат: два высокоученых трупа и один тяжелораненый полутруп (водитель «двести третьего» БТР), впечатляющая своими размерами воронка в земле и гибель контейнера с ксеноартефактами повышенной важности. Одну из стенок контейнера дейнекс прожег, а большую часть его содержимого сожрал еще в ходе химической реакции; оставшуюся работу доделал взрыв.

— Это все из-за меня, — шепотом приговаривала Таня. — Из-за меня. Я не должна была отходить от Коллекции ни на шаг.

— Если бы вы и впрямь от нее не отошли, Таня, сейчас я был бы лишен счастья вести с вами беседу, — заметил я мрачно.

Однако Таня меня, казалось, не слышала.

— А ведь сколько труда вложено... Как мы надеялись... Какие могли бы быть результаты! Ошеломляющие... Невиданные...

— Если бы у бабушки были я... — занудливым тоном закоренелого реалиста начал я, но осекся и припомнил другую, куда более жантильную поговорку. — Если бы да кабы во рту выросли грибы!

— Если бы мы не взяли Коллекцию сюда, а оставили ее в этом вашем Городе Полковников...

«Ага. Кто бы вас спрашивал, товарищи ученые, — оставлять ее или не оставлять? Как ГАБ сказало, так и сделали», — подумал я, но, конечно, промолчал.

Таня много еще чего говорила. Довольно бессвязно, впрочем. О том, как они с коллегами дрались за право исследовать артефакты на борту дрейфующего в открытом космосе планетолета «Счастливый». О теориях генезиса найденных штуковин, о гипотезах ее приятеля-чоруга...

Если бы я слушал ее внимательно, моя голова наверняка треснула бы пополам — с непривычки. Но я слушал невнимательно. Точнее, так: я слушал Таню как бы «в целом», пропуская детали. Ведь тонизирующий напиток «Победин» в моей фляге был таким вкусным. А сигарета — такой крепкой.

Только не говорите мне, что на войне лучший способ сохранить в норме психику состоит в том, чтобы вовремя превращаться в безмозглого бота, который интересуется только питанием и распоряжениями старших по званию. Не говорите! Я и сам это прекрасно знаю.

В паузах между рассказами Таня вздыхала. Вздыхала очень горько, как умеют вздыхать только любимые женщины.

А потом вдруг тихим голосом запела:

Я сильно удивился, но препятствовать не стал. За двое суток на Глаголе я успел привыкнуть к тому, что иногда... некоторые люди... да практически кто угодно... вдруг демонстрируют достаточно неадекватные реакции.

Думать об этом мне было недосуг, были дела и поважнее. Но в целом картина была близка к той, которой стращал нас Кроль на самом первом совете у Колесникова.

Я уже не удивлялся, когда ни с того ни с сего какой-нибудь неприметный ефрейтор начинал рассказывать о том, как во сне видел свои прошлые жизни. «А я, оказывается, был жрецом Артемиды. Это такая у них в Греции была богиня. Покровительствовала животным. Красивая такая баба...»

Не реагировал, когда мой сосед по обеденному столу вдруг рассыпался тихим смехом и смеялся, смеялся четверть часа кряду, хотя никаких анекдотов поблизости не рассказывали.

Я лишь дружелюбно осклабился, когда светило конхиологии доктор Сорока вдруг спросил меня: «А что, Александр Ричардович, вы скажете, если я попрошу вас набить мне морду? Я просто чувствую— надо подраться...»

Пожал плечами, когда неожиданный собеседник рассказал мне о приступах мании преследования: «Мне кажется, тут кто-то есть! И там кто-то есть! Они повсюду!»

А еще ко мне подошел один из орлов Свасьяна, быковидный молодчик с широкими ровными зубами, и заявил: «Давно хотел вам сказать — ваше прекрасно сложенное тело порождает во мне эстетическое наслаждение!»

Большой проблемы это не составляло. Но маленькую проблему — очень даже.