Мэрион Брэдли - Верховная королева (Туманы Авалона - 2)

- Дай-то Бог, - прошептала Гвенвифар, прижимаясь к мужу, и попыталась выбросить из головы все и думать лишь об Артуре.

Моргейна проследила, чтобы все ее подопечные легли, а сама задержалась у окна, во власти смутного беспокойства.

- Ложись спать, Моргейна; поздно уже, и ты, надо думать, устала, шепнула Элейна, спавшая с нею на одной постели. Молодая женщина покачала головой.

- Кажется, это луна будоражит мне кровь нынче ночью... спать совсем не хочется. - Моргейне отчаянно не хотелось ложиться и закрывать глаза; даже если не даст о себе знать Зрение, воображение истерзает ее и измучает. Повсюду вокруг только что возвратившиеся из похода мужчины воссоединились с женами... все равно как в праздник Белтайн на Авалоне, подумала она, криво улыбаясь в темноте... даже те, кто не женат, наверняка нашли себе женщин на эту ночь. Все, начиная от короля и его супруги вплоть до последнего конюха, заснут нынче в чьих-то объятиях, кроме девиц из свиты королевы; Гвенвифар почитает своим долгом беречь их целомудрие, в точности как говорил Балан: "А меня стерегут заодно с королевиными прислужницами".

Ланселет, день Артуровой свадьбы... все это закончилось ничем, причем не по их вине. "И Ланселет при дворе почти не бывает... потому, верно, чтобы не видеть Гвенвифар в объятиях Артура! Но сегодня он здесь..." ...И, подобно ей, Моргейне, тоже проведет эту ночь в одиночестве среди воинов и всадников, надо думать, мечтая о королеве, о единственной женщине во всем королевстве, что для него недоступна. Ибо воистину любая другая придворная дама, замужняя либо девица, столь же охотно распахнет ему объятия, как и она, Моргейна. Если бы не злополучное стечение обстоятельств на Артуровой свадьбе, уж она бы его заполучила; а Ланселет - человек чести; если бы она забеременела, он бы непременно женился на ней.

"Конечно, зачала бы я вряд ли - после всего того, что мне пришлось вынести, рожая Гвидиона; но Ланселету это объяснять не обязательно. И я сделала бы его счастливым, даже если бы не сумела родить ему сына. Некогда его влекло ко мне - до того, как он встретил Гвенвифар, и после тоже... Если бы не та неудача, я бы заставила его позабыть о Гвенвифар в моих объятиях...

Право же, пробуждать желание я вполне способна... нынче вечером, когда я пела, многие рыцари так и пожирали меня взглядами...

Я могла бы заставить Ланселета пожелать меня..."

- Моргейна, ты ляжешь или нет? - нетерпеливо окликнула ее Элейна.

- Не сейчас, нет... Думаю, я пройдусь немного, - промолвила Моргейна, и Элейна испуганно отпрянула назад: дамам королевы выходить за двери по ночам строго запрещалось. Подобная робость Моргейну просто бесила. Интересно, не от королевы ли подхватила ее Элейна, точно лихорадку или новомодный обычай носить покрывала.

- А ты не боишься - ведь вокруг столько мужчин!

- А ты думаешь, мне не надоело спать одной? - рассмеялась Моргейна. Но, заметив, что шутка неприятно задела Элейну, добавила уже мягче: - Я сестра короля. Никто не прикоснется ко мне против моей воли. Ты в самом деле считаешь, что перед моими прелестями ни один мужчина не устоит? Мне ж уже двадцать шесть; не чета лакомой юной девственнице вроде тебя, Элейна!

Не раздеваясь, Моргейна прилегла рядом с девушкой. В безмолвной темноте, как она и боялась, воображение - или все-таки Зрение? - принялось рисовать картины: Артур с Гвенвифар, мужчины с женщинами повсюду вокруг, по всему замку, соединялись в любви или просто в похоти.

А Ланселет - он тоже один? И вновь накатили воспоминания, куда более яркие, нежели фантазии; Моргейна вспоминала тот день, и озаренный ярким солнцем Холм, и поцелуи Ланселета, впервые пробуждающие в ней желание, острое, точно лезвие ножа; и горечь сожаления о принесенном обете. И после, в день свадьбы Артура и Гвенвифар, когда Ланселет едва не сорвал с нее одежду и не овладел ею прямо в конюшнях... вот тогда его и впрямь влекло к ней...

И вот, отчетливая и резкая, точно Зрение, в сознании возникла картина: Ланселет расхаживает по внутреннему двору один; на лице его обреченность и одиночество... "Я не использовала ни Зрение, ни собственную магию, для того чтобы привлечь его ко мне во имя своекорыстной цели... оно пришло само, нежданным..."

Молча и бесшумно, стараясь не разбудить девушку, Моргейна высвободилась из-под руки Элейны и осторожно соскользнула с кровати. Ложась, она сняла только туфли; теперь она наклонилась, надела их вновь и потихоньку вышла из комнаты, беззвучно, точно призрак с Авалона.

"Если это лишь греза, рожденная моим воображением, если он не там, я пройдусь немного в лунном свете, дабы остудить кровь, и вернусь в постель; никому от этого хуже не станет". Но картина упорно не желала развеиваться; и Моргейна знала: Ланселет и впрямь там, один, ему не спится так же, как и ей.

Он ведь тоже с Авалона... солнечные токи разлиты и в его крови тоже... Моргейна неслышно выскользнула за дверь, миновав задремавшего стражника, и глянула на небо. Луна прибыла уже на четверть и теперь ярким светом озаряла мощенный камнем двор перед конюшнями. Нет, не тут... надо обойти сбоку... "Он не здесь; это все лишь греза, моя собственная фантазия". Моргейна уже повернула назад, собираясь вернуться в постель, во власти внезапно накатившего стыда: что, если стражник застанет ее здесь, и тогда все узнают, что сестра короля втихомолку разгуливает по дворцу, в то время как все порядочные люди давно спят, - одно распутство у нее на уме, не иначе...

- Кто здесь? Стой, назови себя! - Голос прозвучал тихо и резко: да, это Ланселет. И, невзирая на всю свою безудержную радость, Моргейна вдруг устрашилась: положим, Зрение не солгало, но что теперь? Ланселет взялся за меч; в тени он казался очень высоким и изможденным.

- Моргейна, - шепотом назвалась молодая женщина, и Ланселет выпустил рукоять меча.

- Кузина, это ты?

Молодая женщина вышла из тени, и лицо его, встревоженное, напряженное, заметно смягчилось.

- Так поздно? Ты пришла искать меня... во дворце что-то случилось? Артур... королева...

"Даже сейчас он думает только о королеве", - посетовала про себя Моргейна, чувствуя легкое покалывание в кончиках пальцев и в икрах ног: то давали о себе знать возбуждение и гнев.

- Нет, все хорошо - насколько мне известно, - отозвалась она. - В тайны королевской опочивальни я не посвящена!

Ланселет вспыхнул - в темноте по лицу его скользнула тень - и отвернулся.

- Не спится мне... - пожаловалась Моргейна. - И ты еще спрашиваешь, что я здесь делаю, если и сам не в постели? Или Артур поставил тебя в ночную стражу?

Она чувствовала: Ланселет улыбается.

- Не больше, чем тебя. Все вокруг уснули, а мне вот неспокойно... верно, луна будоражит мне кровь...

То же самое Моргейна сказала Элейне; молодой женщине померещилось, что это - добрый знак, символ того, что умы их настроены друг на друга и откликаются на зов точно так же, как молчащая арфа вибрирует, стоит заиграть на другой.