Дэн Симмонс - Олимп

Бородатый карлик возится с коробочками и похожими на штопоры железками, висящими на кожаных нагрудных ремнях, вращает крохотные диски, применяет короткий жезл с зажимом типа «крокодил», чтобы закрепить на краю невидимого поля нечто вроде металлического дохлого хорька, затем соединяет разноцветными проводами четыре ромбоидных устройства и нажимает медную кнопку.

– Ну вот, – говорит бог огня. – Поле снято.

– За это и люблю верховных жрецов, – замечает Ахилл. – Пальцем о палец не ударят, а похвальбы-то…

– Показал бы я тебе «пальцем о палец», – ворчит Гефест. – Узнаю руку Геры, а машинки, кстати, – мои.

– Ну, тогда спасибо, – роняет Пелид и бодро проходит под каменной аркой в переднюю Одиссеева жилища.

Внезапно слышится грозный рык, и прямо из тени на человека бросается тёмный зверь.

В руке ахейца сверкает меч, но пёс уже рухнул на пыльные плиты.

– Это Аргус, – говорит Ахиллес, поглаживая голову поверженного, тяжело дышащего животного. – Одиссей натаскивал его малым щенком десять лет назад, но уплыл к берегам Трои, не успев поохотиться с любимцем на кабана или лесного оленя. В отсутствие хозяина о псе должен был заботиться Телемах, отпрыск нашего хитроумного друга.

– Что ж, последние недели об этой твари никто не заботился, – произносит хромой Кузнец. – Сейчас издохнет от голода, бедолага.

И это правда; несчастный Аргус не в силах даже поднять морду и только следит огромными умоляющими глазами за рукой героя, что ласково треплет его по загривку. Шкура пса, потерявшая здоровый лоск, обвисла на выпирающих рёбрах, точно изношенный парус на остове корабля.

– Не смог одолеть защитное поле Геры, – бормочет под нос Ахилл. – А здесь, готов поспорить, и есть-то нечего. Хорошо, если воды хватало в лужах и дождевых желобах.

Он достаёт из маленького мешка на поясе несколько хлебцев, позаимствованных в доме Гефеста, и предлагает парочку Аргусу. Тот через силу жуёт угощение. Оставив собаке ещё три хлебца, грек поднимается на ноги.

– Здесь даже трупов нет, – подаёт голос калека. – По всей Земле, кроме Илиона, люди растворились, словно туман поутру, будь он неладен.

– Куда они подевались? – набрасывается быстроногий на хромоногого. – Что вы, бессмертные, с ними сотворили?

Ремесленник вскидывает ладони кверху:

– Слушай, сын Пелея, это не наших рук дело. Даже не великого Зевса. Планету опустошила иная, неведомая нам сила. Мы, олимпийцы, нуждаемся в поклонении. Когда никто не раболепствует, не возводит алтарей и не приносит жертв, разве это жизнь? С таким же успехом Нарцисс – а уж я-то с ним на короткой ноге – мог бы маяться в мире без единого зеркала. Нет, мы тут ни при чём.

– Думаешь, я поверю, что, кроме вас, есть и другие боги? – осведомляется Ахиллес.

– А как же, – отзывается бородатый карлик. – На больших блохах водятся блохи поменьше, но и по тем скачут свои насекомые, а те имеют собственных паразитов, и так далее, до бесконечности, что-то в этом роде.

– Умолкни, – обрывает его Пелид и, на прощание погладив повеселевшую собаку, поворачивается к богу спиной.

Минуя переднюю, путники вступают в главную комнату – или тронный зал, если на то пошло. В этих стенах много лет назад Одиссей с Пенелопой принимали в гостях Ахилла. Сын хитроумного героя Телемах, тогда ещё робкий шестилетний мальчонка, едва дорос до того, чтобы несмело кивнуть собравшимся мирмидонцам и быстро уйти вслед за кормилицей. Нынче тронный чертог совершенно пуст.

Гефест сверяется с показаниями какого-то прибора в коробочке, произносит:

– Сюда, – и ведёт мужеубийцу по коридору с яркими фресками в длинное полутёмное помещение.

Это зал для пиршеств, и главное место в нём занимает стол длиной в тридцать футов.

На столе, раскинув неестественно вывернутые конечности, распластался Громовержец. Он обнажён и громко храпит. Вокруг царит беспорядок: везде раскиданы кубки, чаши, прочая утварь, пол усеяли стрелы из огромного колчана, упавшего со стены; с другой же – сорван ковёр, помятые края которого торчат из-под могучего торса спящего Отца бессмертных и смертных.

– Всё ясно: это Неодолимый Сон, – ворчит Гефест.

– У меня даже уши заложило, – соглашается Ахиллес. – Как только стропила не треснут от храпа?..

Быстроногий осторожно шагает между заострёнными стрелами, рассыпанными по полу. Мало кто из греков сознается, что вымачивает наконечники в сильном яде, но все так делают, а пророчества матери Фетиды и древнего Оракула сулили непобедимому герою гибель от укола отравленным остриём в единственную тленную часть его тела. Однако ни бессмертная родительница, ни Мойры не уточняли, где и когда это случится, а также чья рука пустит роковую стрелу. Обидно было бы наступить именно сейчас на проклятый наконечник и умереть в муках, не успев раз будить Зевса, дабы тот воскресил Пентесилею.

– Да нет, я имею в виду хренов наркотик, с помощью которого Гера его вырубила, – поясняет бог огня. – Я сам помогал создать это зелье в виде аэрозоля, а главную формулу вы вела Никта.

– Но ты же растолкаешь Кронида?

– Думаю, да, думаю, да…

Бородач снимает с кожаных ремней опоясавших его широкую грудь, какие-то мешочки, коробочки, заглядывает внутрь достает разные диковины, принимается расставлять на столе подле исполинского бедра спящего пузырьки и крохотные приборы. Пока хромоногий карлик, важно пыхтя, возится с игрушками Ахиллес впервые рассматривает вблизи Отца всех богов и людей' Повелителя Грозовых Туч.

Пятнадцатифутовая фигура Зевса, пусть даже развалившегося, раскинув ноги, на столешнице со скомканным ковром производит неизгладимое впечатление. Безукоризненные пропорции, литые мускулы, умащённая борода струится идеальными колечками… Впрочем, если оставить в стороне такие мелочи как размеры и совершенство форм, можно увидеть всего лишь крупного мужчину, который хорошенько потрахался и забылся сном Божественный пенис немногим короче Пелидова клинка по-прежнему розовый и набухший, бессильно покоится на умащённом стегне Верховного Олимпийца. Собиратель Облаков храпит и пускает слюну, как последняя свинья.

– Вот что его поднимет. – Гефест берёт в руку шприц

– Клянусь богами! – восклицает Ахилл, захлопав глазами при виде незнакомой штуковины с иглой длиннее фута. – Ты ведь не собираешься втыкать это в нашего Тучегонителя?

– Прямо в его лживое, порочное сердце. – Покровитель огня зловеще ухмыляется. – Здесь ровно тысяча кубических сантиметров божественного адреналина в смеси с раствором амфетаминов, составленным по моему особому рецепту. Единственное средство против Неодолимого Сна.

– Интересно, что сделает Громовержец, когда проснётся? – говорит мужеубийца, прикрываясь круглым щитом. Гефест пожимает плечами.