Федор Чешко - Тараканьи бега

Положительный староста оглядываться не хотел, боялся даже, но шея его сама, собственной волей развернула голову, едва не вплющив старостов нос в запотелое дверце-вое окно.

За окном был снег. Огромные мокрые хлопья тяжко валились с низкого неба, жидкой слякотью расшибались о тротуарные плиты, липли на безлистые ветви, превращая кусты и деревья в безобразные ворохи застиранных драных кружев… В этом монотонном густом падении недомерзлой воды совсем растворилось кафе с его силовыми зеркалами, до невидимости наглотавшимися отражений снеговой серости, небесной серости, бетонной серости…

А макрохардовский деятель все вещал, все мурлыкал наглым сытым котярой:

— Если им повезло, все было мгновенно и безболезненно… почти. Ну, а если нет — идиотизм. В КЛИНИЧЕСКОМ понимании. Мы это узнаем, но не раньше, чем иссякнет девочкин жетон. А там, насколько я в курсе, денег суток на восемь интим-режима… Взламывать-то никто не станет: лишний шум и тэ пэ. Но отследим, это уж будь уверен — внешнее наблюдение не снимем. Так сказать, почетный, хе-хе, караул… Во-от… А тебе, род-ствен-ни-чек, помолиться бы за души упокоенные, ты им жизнью обязан. Не снабди они тебя, как ты выразился, дубьем, импотентным к воспроизводству сложных модуляций… Понимаешь, ради твоей персоны такой случай упускать никто бы не стал. Суд через день, а убирать Чингиза более… гм… откровенно — опасно. Да и возможности у нас сейчас малость подорваны. Кто-то (в принципе, нетрудно догадаться кто) провел шикарную атаку по локальным сетям Интерпола и Лиги. И нам тоже досталось краешком. То есть достается еще до сих пор. Даже по нарастающей. Интересный паразит применен: разлетается, как чума, никакая защита не помогает… Тем не менее хоть и рассчитывает кое-кто из наших узнать у тебя чего-нибудь про этого паразита, и хоть интеллектатор мы очень заинтересованы себе возвратить, но… Окажись твой телефон посовременней — увы. Меня бы, правда, назначили козлом отпущения — если тебе этот факт утешителен, рад… — Кажется, эталон менеджерства вновь потянулся, треща то ли суставами, то ли тканью изысканного своего костюма. — А насчет записи нашего разговора… Не беспокойся, ведется запись. Здесь. В этой машине. Так что ты и без всяких расписок уже накрепко к нам приварен. Так?

— Не так.

Вообще-то Виталий, слушая дядюшкин монолог, очень было захотел съехидничать на совершенно иную тему, а именно по поводу чумообразного комп-паразита. Об истинной сути оного положительный староста ничего наверняка не знал (шныряние по базам данных блокшивских следилок тут не помогло: Чинарев-Молчанов слишком быстро и качественно замел следы). Тем не менее «Интерпол, Лигу и нас краешком» прекрасно объяснило Виталию, делом чьих именно шаловливых конечностей была помянутая шикарная атака. А напоказная междупрочимность родственникова упоминания об этой самой атаке ясней ясного показывала, что истинные масштабы поражения в наилучшем (естественно, для Макрохарда) случае очень-очень-очень не ограничиваются мало что краешком — краищем даже. И теперь невыносимей, чем давеча утильный микрофон в ухе, зудело у Виталия на языке что-то вроде: «А, поднагадили в траузера-с?! Это вам не премийку между делом срубить за беззаветную победу над лонгольером собственного изготовления! Оказывается, настоящий мордобой — это неудобно и больно, кто б мог подумать!»

Вот обязательно бы не удержался трусовато-положительный человек от высказывания в этаком злопыхательском роде, но влиятельный родственник своим якобы риторическим таканьем подставился под куда более соблазнительное злорадство. И даже не «подставился под», а «напросился на». Что ж, отказывать родственникам, да еще влиятельным, было не в натуре Виталия. Поэтому он и сказал: «Нет». А затем продолжил неспешно да снисходительно, избегая, впрочем, споткнуться взглядом о стремительно звереющий менеджерский прищур:

— Про расписку чуть-чуть потом, сперва про запись. Насколько я разбираюсь в таких делах, юридическим доказательством считается цельное воспроизведение без лук… этих… лакун…

— …содержащее не менее чем двадцатиминутную фиксацию периодов, предшествующего выраженно-логичному началу беседы и следующим за ее связным окончанием, — раздраженно подсказал макрохардовец. — Ну?!

— Антилопа гну! — собственная дерзость Виталия просто ужасала, и от смертельного этого ужаса дерзилось старосте все пуще и пуще. — Даже не стану напоминать, что сам-то я ничего уж такого опасного еще не сказал, это ВЫ тут досаморазоблачались до трусов и дальше. Я о другом: бьем на пятерню, что вы сами свою запись сейчас испортите?

— Я уже когда-то просил в разговоре со мной не употреблять ваш идиотский жаргон! — Дядино лицо сделалось брюзгливым и оттого как-то неуловимо почеловечнело. — Пятерня — это сколько? Пять? Или пятьдесят?

— Пятьсот. А то — пятка и паутинник.

Эталон менеджерства завел глаза и с громким стоном потряс головой (очевидно, проиллюстрировал таким образом свое мнение об умственных способностях молодежи). Затем он, вероятно, вспомнил, что простейший способ добиться толку от психа — по возможности с ним соглашаться. И кивнул:

— Ладно. Бьем. Парим. Как там у вас еще — букмекаем? Дальше-то что?!

— Дальше… — пытаясь зацепиться за остатки норовящей удрать самоуверенности (а еще бы ей, бедолаге, не норовить — в преддверии кульминационного-то момента… Виталий бы и сам с удовольствием…) Так вот, из последних сил тщась хоть изобразить хозяина положения, гордость курса решил изменить это самое положение в физическом смысле слова, а именно развалиться вальяжно и нагло. Затея почти удалась, вот только, наверное, при этом следовало осторожней ерзать туго обкомбинезоненным задом по натуральной коже сиденья. Подло издавшийся в результате звук (рожденный всего-навсего трением разнородных материалов) был так громок и до того смахивал на нечто постыдное… В общем, никакой позой не компенсируешь взопламенелость собственных ушей и откровенно презрительную собеседническую гримасу. Оставалось только искать утешения в факте глобального несовершенства мира да стоически гнуть свое. Так Виталий и поступил.

— Дальше, — пропыхтел он, безуспешно тужась утереть взмокрелое чело влагоотталкивающим рукавом, — дальше все просто. Вы тут какую-то мою расписку упоминали. Никак не доморгаюсь: о чем речь?

Дядя замер, таращась; потом вдруг слепо-лихорадочно зашарил по лимузиновой приборной панели, по карманам серого своего шикарного костюма…

Манускриптер обнаружился у макрохардовского функционера под локтем. С минуту упомянутый функционер терзал обнаруженное, то выкрикивая невнятные команды, то принимаясь внемую избивать негнущимися пальцами вызванный, очевидно, на дисплей псевдоконтактор. Как всегда бывает при такой спешке, элементарная операция — загрузка текстового файла — заняла раз в десять больше времени, чем ей полагалось… то есть вместо одной миллисекунды аж десять.