Клиффорд Саймак - Принцип оборотня

Сняв с плеча мешок, Блейк положил его рядом с собой на скамью, потом откинул с лица капюшон.

Магазины и лавочки начали открываться. По улице с мягким урчанием проехала машина. Блейк читал вывески. Тут не было ни одной знакомой. Названия магазинов и имена их владельцев и управляющих изменились.

Окна над банком были украшены позолоченными надписями, сообщавшими, кто тут живет: Элвин Бэнк, доктор медицины; Г.-Г.Оливер, стоматолог; Райан Уилсон, поверенный; Дж.-Д.Лич, оптометрист; Вильям Смит…

Стоп! Райан Уилсон – вот оно! Имя, упомянутое в записке.

Там, на другой стороне улицы, находилась контора человека, сказавшего в записке, что он может сообщить нечто любопытное.

Часы над дверью банка показывали почти девять. Уилсон уже мог быть в конторе. Или вот-вот там появится. Если контора еще закрыта, Блейк может подождать его.

Он поднялся со скамьи и пересек улицу. Дверь, ведущая на лестницу, которая шла наверх, на этаж над банком, болталась на петлях, скрипела и стонала, когда Блейк открывал ее. Лесенка была крутая и темная, а коричневая краска перил вытерлась и облупилась. Контора Уилсона располагалась в самом конце коридора, дверь ее была открыта.

Блейк вошел в приемную, которая оказалась пустой. Во внутреннем кабинете сидел человек в рубахе с короткими рукавами и трудился над какими-то бумагами. Другие документы кипой лежали в корзинке на столе.

Человек поднял глаза:

– Входите, входите, – сказал он.

– Вы Райан Уилсон?

Человек кивнул:

– Моя секретарша еще не пришла. Чем могу быть полезен?

– Вы прислали мне записку. Мое имя – Эндрю Блейк.

Уилсон откинулся на стуле и воззрился на Блейка.

– Черт меня побери, – сказал он наконец. – Вот уж не чаял свидеться. Думал, вы исчезли навсегда.

Блейк озадаченно покачал головой.

– Вы видели утреннюю газету? – спросил Уилсон.

– Нет, – ответил Блейк, – не видел.

Человек потянулся к сложенной газете, лежавшей на углу стола, развернул ее и показал Блейку.

Заголовок кричал: «ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ ЧЕЛОВЕК СО ЗВЕЗД – ОБОРОТЕНЬ?» В подзаголовке сообщалось: «Охота на Блейка продолжается». Под «шапкой» Блейк увидел свою фотографию. Он почувствовал, как застывает лицо, но сумел сохранить бесстрастное выражение.

– Интересно, – сказал Блейк Уилсону. – Спасибо, что показали. Они уже объявили награду?

Уилсон резко взмахнул кистью руки, складывая газету, и положил ее обратно на угол стола.

– Вам надо всего-навсего набрать номер, – сказал Блейк. – Телефон больницы…

Уилсон покачал головой.

– Это не мое дело, – заявил он. – Мне все равно, кто вы.

– Даже если я оборотень?

– Даже если так, – отвечал Уилсон. – Вы можете повернуться и уйти, если желаете, а я продолжу работу. Но если вы хотите остаться, я вынужден задать вам пару вопросов. И если вы сумеете ответить на них…

– Вопросы?

– Да. Всего два.

Блейк заколебался.

– Я действую по поручению клиента, – сообщил ему Уилсон. – Клиента, который умер полтора столетия назад. Это дело переходило по наследству от одного поколения сотрудников этой юридической фирмы к другому. Ответственность за выполнение просьбы клиента принял на себя еще мой прапрадед.

Блейк замотал головой, стараясь разогнать туман в мыслях. Что-то тут было не так. Он понял это в тот миг, когда увидел городок.

– Ладно, – сказал он. – Валяйте, задавайте ваши вопросы.

Уилсон выдвинул ящик стола, вытащил из него два конверта. Один он отложил в сторону, второй вскрыл и извлек листок бумаги, который зашелестел, когда поверенный принялся разворачивать его.

Уилсон поднес листок к лицу и принялся рассматривать его.

– Хорошо, мистер Блейк, – сказал он. – Первый вопрос: как звали вашу учительницу в начальных классах?

– Ну, ее имя было, – проговорил Блейк, – ее имя было…

Ответ пришел почти сразу.

– Ее звали Джонс, – сказал он. – Мисс Джонс. Ада Джонс, кажется. Это было так давно.

Но как-то выходило, что все это было не так уж и давно. Он внезапно вспомнил, как она выглядела. Чопорная, похожая на старую деву, с вечно поджатыми губами и растрепанной прической. Она еще носила лиловую блузку. Как он мог забыть эту ее лиловую блузку?

– Хорошо, – сказал Уилсон. – А что вы и Чарли Брин сделали с арбузами Дикона Уотсона?

– Ну, мы… Эй, а как вы об этом-то узнали?

– Неважно, – сказал Уилсон. – Просто отвечайте на вопрос.

– Что ж, – сказал Блейк, – по-моему, это была жестокая проделка. Нам обоим потом было не по себе. Мы никому об этом не говорили. Чарли стащил у отца шприц: его старик, как вы, верно, знаете, был доктором…

– Я ничего не знаю, – ответил Уилсон.

– Ну, в общем, взяли мы шприц. У нас был кувшин керосина, и мы впрыснули керосин во все арбузы. Понемножку, как вы понимаете. Ровно столько, сколько нужно, чтобы у арбузов появился странный привкус.

Уилсон положил листок и взял второй конверт.

– Вы сдали экзамен, – сказал он. – Надо думать, это принадлежит вам.

Он вручил конверт Блейку.

Блейк взял его и увидел на лицевой стороне надпись, сделанную, судя по всему, трясущейся рукой глубокого старца. Чернила до того выцвели, что стали бледно-коричневыми.

Надпись гласила: «Человеку, которому принадлежит мой разум». Строкой ниже виднелась подпись: Теодор Робертс.

Рука Блейка дрогнула, и он опустил ее, все еще сжимая в пальцах конверт. Блейк попытался унять дрожь.

Теперь он знал. Теперь он снова знал. К нему вернулось все – все то, что было забыто, все лица и личности.

– Это я, – сказал он, с трудом шевеля застывшими губами. – Это был я. Тедди Робертс. Я не Эндрю Блейк.

Передние ворота, чугунные и массивные, были заперты, он вошел через здание и обнаружил посыпанную гравием тропинку, конторы змейкой поднималась вверх по склону. Внизу лежал городок Уиллоу-Гроув, а здесь, под покосившимися замшелыми надгробьями, обрамленными соснами и старинной чугунной оградой, покоились старики, которые были молодыми людьми во времена его детства.

– Ступайте по левой дорожке, – сказал Уилсон. – Ваш семейный участок на полпути к вершине холма, с правой стороны. Но, знаете ли, Теодор не совсем мертв. Он помещен в Банк Разумов, и еще он в вас. Здесь только его тело. Хотя я этого не понимаю.

– Я тоже, – сказал Блейк, – но думаю, мне надо сходить.

И он двинулся в путь, карабкаясь по крутой, неровной, почти не хоженой тропинке вверх к воротам кладбища. По дороге ему пришло в голову, что во всем городке самым знакомым местом ему показалось именно кладбище. Сосны вдоль внутренней стороны чугунной решетки выглядели выше, чем он помнил, и даже при ярком дневном свете были более темными и мрачными, чем он мог предположить. В их тяжелой хвое стонал ветер, и эти звуки походили на погребальную песню из воспоминаний детства.