Андрэ НОРТОН - ЗДЕСЬ ОБИТАЮТ ЧУДОВИЩА

Только удастся ли? Улица… С трудом ему удалось повернуться, хотя сверкание самоцветов почти совсем его ослепило. Туда… уходить… прочь…

На нетвердых, заплетающихся ногах Ник побежал по площади к началу знакомой улицы. Однако он словно увязал в густой грязи. Что-то жадно вытягивало из него силы, всю жизненную энергию. Он должен уйти!

Ник отступил, упал, кое-как поднялся на четвереньки и продолжал ползти. По обе стороны от него поднимались здания – он уже был на улице.

Но еще близко, слишком близко от гигантского анка. И ему не выбраться…

Он судорожно ловил ртом воздух. Нику казалось, будто какой-то насос его откачивает, воздуха не хватало, чтобы наполнить легкие. Он задыхался.

Он лежал ничком, вытянув руки вперед, и пальцы упрямо шевелились, стремясь нащупать какую-нибудь щель между плитами мостовой, чтобы зацепиться и подтянуть тело еще немного вперед, пусть хотя бы на дюйм или два.

– Идем!

Не почудилось ли ему? Ник по-прежнему отчаянно пытался ползти. Чьи-то руки подхватили его за плечи, его тащили по улице прочь от губительного излучения анка. Не было сил поднять голову и взглянуть, кто – или что – явился его спасителем. Это не мог быть Герольд – Герольда он породил силой собственной воли. Страуд? Мысли терялись, не успев приобрести отчетливость. Нику стало все равно.

Покалывание иголочек усиливалось, но силы не восстанавливались. Все же действие излучения анка прекратилось, и Ник с огромным трудом, но перевернулся, чтобы посмотреть, кто его спас.

На этот раз ее не окружала светящаяся дымка, и она казалась совершенно настоящей, из плоти и крови. И на щеках не было слез.

– Рита.

Должно быть, он произнес ее имя вслух. Или же она, как Джеремайя, могла читать его мысли.

– Да, я – Рита. – Голос ее звучал так же монотонно, как голос Герольда.

Однако лицо ее не было столь же бесстрастным, как у Авалона: оно выражало озабоченность и что-то еще. Девушка изучающе смотрела на Ника – словно мастер на инструмент перед тем, как приступить к работе, подумалось ему.

– Ты мог умереть – там. Ты не принадлежишь Роду. – Она утверждала, а не спрашивала.

– Ты здесь одна?

– Одна? – изумленно переспросила она и огляделась, словно видела нечто недоступное его взору, и была поражена этим вопросом. – Одна… отчего же… – Рита помолчала. – Ты не принадлежишь Роду, – повторила она.

– Ты не можешь видеть. Нет, хоть ты и не видишь, я не одна. Зачем ты, не принявший Авалон и не принятый им, пришел сюда?

– Чтобы узнать, что защищает город от нападения. Твои… те, с кем ты была раньше, – они в опасности. Им нужна защита.

– Принадлежащим Роду ничто не угрожает. Остальные же могут обрести безопасность, о том попросив. Это так. Я пришла к ним, но они прогнали меня прочь. Они слепы и не желают прозреть, они глухи и не желают слышать.

Они… – впервые ее голос дрогнул, – они погибнут, потому что таков их выбор.

– Они говорят, ты изменилась.

– Да. Я теперь принадлежу Роду. Взгляни. – Она опустилась на колени и положила руку рядом с рукой Ника.

Белая, ослепительно белая кожа, очень гладкая и без единого волоска.

Его собственная рука в сравнении с Ритиной казалась грубой, шершавой, коричневой от загара. Девушка взяла Ника за руку, и это прикосновение ничем не напоминало те, что он знал раньше, – казалось, его ладонь стиснули пальцы высеченной из мрамора статуи.

– Таково тело принадлежащего Роду, – сказала Рита. – Вот в чем наша защита от оружия летающих охотников и прочих опасностей. Есть силы Зла, которые присущи этому миру изначально, и они не наносят телу раны, а действуют иначе. Если твои спутники примут Авалон, они станут частью Авалона, как я сейчас.

– Ты… ты твердая… – Ник не сумел подыскать иного слова, каким обозначить свое ощущение от ее прикосновения. – И все же… тогда, в лесу… я видел, как рука Линды прошла сквозь твою руку.

На это Рита ничего не ответила, а властно проговорила:

– Ты пришел туда, где не можешь оставаться. Если ты не принимаешь Авалон, он может убить. Ты успел почувствовать, как приходит смерть. Уходи – это место не для тебя.

Она коснулась его лба – там же, куда монах-фанатик уколол его металлическим крестом. Пальцы ее были холодны, как камень, но их прикосновение наполнило Ника новыми силами, и он вновь смог подняться на ноги.

– Ты спасла мне жизнь. Могу ли я что-нибудь сделать для тебя?

Никогда, подумал Ник, он не забудет ее слез и того, чем были полны ее плачущие глаза.

– Какие слова можешь ты добавить к тем, что я им уже сказала? – ответила Рита. – Страх проник в их души столь глубоко, что они готовы скорее убивать, чем принять то, что я предлагаю.

Ник думал, что она останется, но когда, не найдя, как опровергнуть справедливость ее слов, он двинулся прочь, Рита пошла следом.

– Я выйду из города. Не нужно…

На лице ее мелькнула чуть заметная улыбка.

– …Провожать тебя до ворот? – докончила девушка за него. – Но это необходимо. Я не знаю, каким образом ты сюда вошел, но будучи тем, кто ты есть, ты не сможешь покинуть город, если перед тобой не откроют ворота.

Силы к Нику вернулись лишь отчасти. Он медленно брел по безмолвной, пустынной улице. Но столь же она безмолвна и пустынна для его спутницы?

Вероятно, нет. Возможно, он видит Риту благодаря тому, что прежде она тоже была человеком. А может быть, она так и хочет, все еще чувствуя слабую привязанность к тем, кто остался за городскими стенами. Она не стала этого объяснять, молча шагая рядом до конца улицы, где та неожиданно переходила в поросшую травой равнину.

Там Рита спросила, и властные нотки прозвучали в ее голосе:

– Как ты прошел сквозь защитный барьер?

Ник хотел солгать и понял, что не может. Под ее взглядом он должен был говорить правду.

– Я шел вслед за Герольдом.

– Это… невозможно. И все же я вижу, что ты не лжешь. Но как это может быть правдой?

– Герольд был плодом моего воображения. Я материализовал его образ.

Рита буквально задохнулась от удивления.

– Но ты не принадлежишь Роду! Как ты смог это сделать?

– Таким образом мне однажды пришлось спасать свою жизнь. Мне подсказал это сам Авалон. И остальные тоже пробуют…

– Нет! – Теперь в ее вскрике прозвучал страх. – Им нельзя! Это приведет к их гибели, ведь у них нет той силы, что имеют принадлежащие Роду. Дети, играющие с огнем! Их нужно остановить!

– Пойди и скажи им об этом.

– Они не станут меня слушать…

– Ты уверена? Мне кажется, что, испробовав эту силу, они кое-что поняли. Вот викарий – я не сомневаюсь, что он тебя выслушает.

– Да, у него доброе сердце и глубокий ум. Возможно, мне удастся их уговорить. Не остается ничего иного, как снова попробовать. Но они не должны пытаться играть с этим великим таинством. Оно может убивать – или порождать такое, чего лучше бы никогда не видеть. В Авалоне мысленные образы могут обретать жизнь, и подчас от них кровь стынет в жилах.