Кейт Лаумер - Бомба времени

— Нам с вами надо немного поговорить, — сказал я. — Я оставил за спиной два парадокса и одно чудо…

— Вы идиот, — начал брюзжать он. — Вы даже не знаете, во что вляпались.

— Но хотел бы узнать, — сказал я. — Между прочим, расскажите мне еще раз, что такое «Ластриан конкорд»?

Он фыркнул.

— Никогда не слышал о таком.

— Очень плохо, — сказал я. — Наверное, я видел его в галлюцинациях. Но я видел его там же, где и это, — и я шевельнул плоским пистолетом, который взял из его сейфа. — Он как раз лежал на пачке «конкорда». Ночной посетитель, причудливо обставленный кабинет, намеки на всякие темные делишки и заговоры. А детали-то хороши: фальшивый Совет, фальшивые деньги, может, и пистолет тоже фальшивый. — Я взвесил пистолет на ладони.

— Это 2-миллиметровый игольник, — сказал он сердито, а, может, испуганно. — Поосторожнее с ним.

— Да, детали были хороши, — продолжал я. — Все подходило друг к другу и отлично сидело, как взятый напрокат смокинг.

— Я пас, — заявил сенатор. — Я тут ни при чем и умываю руки.

— А как насчет вторжения?

Он взглянул на меня и нахмурился.

— Никакого вторжения, да? — сказал я. — Очень плохо. Мне даже немного понравилось это вторжение. У него были такие возможности. А что теперь?

Его челюсти напряглись.

— Да к черту все, — внезапно сказал он и скривился. — Меня зовут Барделл. Я агент. Меня наняли исполнить роль сенатора.

— Зачем?

— Спросите у того, кто меня нанял, — заявил он противным тоном и снова стиснул челюсти.

— Обидно, да? — сказал я. — Мне тоже. Кстати, я должен вам пиво. На этот раз, без наркотиков.

— Вы крепкий парень, верно? Эта доза должна была удержать вас на месте до… — Он резко оборвался. — Не важно. Я вижу, что мы начали неправильно с самого начала.

— Расскажите мне о начале. — Он захотел было встать, но я, стоя над ним, поднял пистолет и покачал головой. — Я не стреляю в лежачего, а также в сидячего, — заявил я. — По крайней мере, не стрелял до сих пор. Так что начинайте говорить, приятель.

Он посмотрел на меня и усмехнулся.

— Железный человек Флорин, — объявил он. — Ничего не подозревающий олух Флорин, который остается связанным по рукам и ногам давно устаревшим долгом. Они связали вас костюмом, гримом и пояснили, что следует говорить — плюс маленькое устройство за ухом, которое должно направлять вас, куда надо. И что делаете вы? Проделываете дыру и тащитесь в обход там, где должны были идти напрямик.

— Зато, похоже, у вас все размечено, — сказал я.

— Вы неправильно понимаете меня, Флорин, — возразил он. — Черт, разве вы еще не заметили? — Он коснулся пальцем маленькой выпуклости за ухом. — У меня такое же устройство. Я связан точно так же, как и вы.

— Кем?

— Советом.

— Продолжайте, продолжайте.

— Ладно. У них были планы. Очевидно, они не сработали.

— Не заставляйте меня начать пытать вас, Барделл. Я тот, который любит узнавать все до конца. Начинайте связывать все вместе. Мне не нравятся торчащие концы.

— То, что я скажу, не пойдет вам на пользу.

— Ну, об этом уж судить мне самому.

Он кинул на меня лукавый взгляд.

— Позвольте мне сначала задать один вопрос, Флорин. Как вы добрались из своей комнаты — в довольно-таки захудалом отеле, насколько мне помниться — в правительственную резиденцию? И к тому же, как вы попали в этот отель?

Я задумался. Я помнил свой номер. Ладно, достаточно захудалый. Я попытался вспомнить подробности регистрации, лицо дежурного в той гостинице. И ничего. Должно быть, что-то отразилось у меня на лице, на лице завзятого игрока в покер, потому что Барделл криво усмехнулся.

— А что вы делали вчера, Флорин? И какое вели последнее дело? А ваши старые родители и долгое, счастливое время детства? Расскажите мне о них.

— Это может быть остаточным эффектом той дряни, — пробормотал я, чувствуя, как язык буквально распухает во рту.

— В фотографической памяти Флорина, кажется, есть несколько маленьких пробелов, — присвистнул экс-сенатор. — Как называется ваш родной город, Флорин?

— Чикаго, — сказал я, и, пока говорил, это слово показалось мне чужим и непривычным, словно бы иностранным.

— А где это? — с озадаченным видом спросил сенатор.

— Между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, если вы не переместили его.

— Лос-Анд… Вы имеете в виду — в Калифорнии? На Земле?

— Это предположили вы, — сказал я и сделал паузу, чтобы облизнуть губы сухим носком, который я обнаружил на том месте, где раньше был мой язык.

— Это кое-что объясняет, — пробормотал он. — Соберитесь с духом, коллега. Сейчас вы испытаете шок.

— Ладно, — ответил я. — Только помните о моем больном сердце.

— Мы сейчас не на Земле. Мы находимся на Грейфилл, четвертой планете системы Волк-девять, в двадцати восьми световых годах от Солнца.

— Вот как, — сказал я, и слова показались мне такими же пустыми внутри, как елочные игрушки. — Полный переворот. Не к нам вторглись чужаки, а мы вторглись к ним?

— Вы не должны верить мне на честное слово, Флорин, — он почти не шевелил губами, поэтому его речь стала немного невнятной… или из-за чего-то другого? — Посмотрите же вокруг. Растения. Разве они похожи на земные? И вы не заметили еще, что сила тяжести здесь на восемнадцать процентов меньше, а воздух богаче кислородом? Взгляните на солнце — оно более желтое, гигантское и расположено за четыреста миллионов километров от планеты.

— Ну, ладно. Мой старый отец, — если у меня вообще был старый отец, — всегда говорил мне, что нужно смотреть истине прямо в глаза, какой бы она ни была. Вы не очень-то помогли мне. Начинайте же все прояснять, Барделл. Кто-то взял на себя массу хлопот, чтобы либо переместить меня в место под названием Грейфилл, либо создать довольно убедительное окружение. Но на это должна быть причина. Какая же?

Он взглянул на меня таким взглядом, каким хирург смотрит на больной орган, который должен отрезать.

— Вы не знаете, что творите. Вы из кожи вон лезете, но все не то, чем кажется…

— Не говорите мне о том, чем все это не кажется. Говорите, что есть на самом деле…

— Я не могу сделать этого. — У него было что-то в руках, и он играл этой штукой, блестящей, с кнопками и кристаллом на конце, на который трудно было глядеть. — Я был терпелив с вами, Флорин, — продолжал он, но голос его заскользил куда-то вдаль, и слова лились все быстрее и быстрее, как на пластинке, пущенной с более высокой скоростью.

В голове у меня все сильнее пульсировала боль, перед глазами все поплыло. Я попытался схватить расплывающуюся фигуру, но она скользнула назад, вне пределов досягаемости. Я увидел, как что-то вспыхнуло в ярком солнечном свете, и услышал обрывок фразы:

— …простите, Флорин…

А затем вокруг взорвалась сначала желтая, затем розовая тьма, и я снова оказался в кузове грузовичка, который сначала взлетел на вершину утеса, а затем ринулся в пропасть, заполненную удаляющимся громом…