Кейт Лаумер - Бомба времени

— Послушайте, Барделл, — сказал он. — Я не знаю, что у вас в голове, но забудьте все. У нас есть соглашение, составленное по всем юридическим нормам, подписанное и засвидетельствованное. Вы согласились на это с открытыми глазами и получите то, что вам полагается, но ни центом больше, и это окончательно.

— Вы сами подаете ему идею, — тихонько сказал Эридани.

Трайт вручил мне чашку кофе.

— Да не подаю я Барделлу никаких идей, — заявил Большой Нос и хитро усмехнулся мне. — Он и сам все знает.

— Барделл — агент, — сказал я, голос мой слабо продребезжал, точно у старика.

— Вы неудачник, которого мы вытащили из канавы и дали большие возможности, — проворчал Ван Уоук. — Как и весь ваш вид, вы теперь полагаете, что можете давить на нас. Ну, так это не сработает. Ваше здоровье не пострадало, так что даже не думайте жаловаться.

— Не разыгрывайте меня, док, — выпалил я. — А что насчет очистки схемы? А уровень Эта? Там уже все в порядке?

На пару секунд все в комнате заткнулись.

— Где вы набрались всего этого, — спросил затем Большой Нос.

— Немного мне сказала ящерица, — ответил я и внезапно почувствовал себя слишком усталым, чтобы заниматься играми. — Забудьте, я просто дразнил вас. Лучше дайте мне что-нибудь выпить.

Трайт вышел и через минуту вернулся с фляжкой ржаного виски. Я сделал пару громадных глотков, и все вокруг немного прояснилось.

— Что-то там говорилось об оплате, — сказал я.

— Сто долларов, — рявкнул Большой Нос. — Неплохо за пару часов непыльной работенки.

— У меня такое чувство, что это длилось гораздо дольше, — сказал я. — Никакого вреда здоровью, да? А как насчет амнезии?

— Гм-м… — лениво промычал Трайт. — Вам лучше знать, Барделл.

— Уберите его отсюда, — сказал Ван Уоук. — Я уже сыт им по горло. Вот. — Он сунул руку в карман, достал бумажник, извлек из него помятые бумажки и протянул их мне.

Я пересчитал их.

— Сто, все правильно, — сказал я. — А доплата за амнезию? Я немного смущен, джентльмены. Я помню вас, парни, — Я смотрел на них и действительно вспоминал. — Но я не помню никакого соглашения…

— Уберите его! — завопил Ван Уоук.

— Я ухожу, — сказал я Трайту.

Он помог мне встать, подхватил под руку и повел к двери.

— Зря вы ведете себя так жестоко.

Он вывел меня в коридор с зелеными стенами, как и комната, потом подвел к лестнице и повел наверх, к свету.

— Только между нами, приятель, — сказал я. — Что вообще произошло со мной там?

— Да ничего, приятель. Небольшой научный эксперимент, только и всего.

— Тогда почему же я не помню его? Черт, я даже не знаю, где я живу. Какой это город?

— Чикаго, приятель. И вы не живете нигде. Вы обычный бродяга.

Мы оказались в обширном вестибюле и подошли к двойным дверям, ведущим на бетонные ступени. Дальше тянулся газон и стоячи деревья, выглядевшие знакомыми в темноте.

— Летний домик сенатора, — сказал я. — Только прожекторов не хватает.

— Вы не можете рассчитывать на этих политиканов, — сказал Трайт. — Я дам вам совет, Барделл. Бросьте все. Живите себе, как жили. Может, вам немножко и поскребли память, но, черт побери, вы были далеко не в лучшей форме, когда попали к нам. Я бы сказал, что вы были все равно, что мускат без спиртного, приятель.

— «Ластриан конкорд», — сказал я. — Мисс, мисс Реджис… Ничего этого не было, да?

— Рассматривайте все это как кошмарный сон. А теперь вы проснулись. Так идите, напейтесь, проспитесь, и станете, как новенький.

Мы уже спускались по ступеням, он повернулся ко мне и указал на выход.

Я колебался.

— Между прочим, какого цвета у вас там стены? — спросил я.

— Светло-зеленые. А что?

— Да просто любопытно, — сказал я, сделал полуповорот, нанес жесткий удар согнутыми пальцами в грудину, и он тут же обмяк, как переспелый банан. Я подхватил его, вырвал из его руки мою сотню и обшарил его карманы. В набедренном я нашел еще тридцатку, как раз на проезд.

— Пока, красавчик, — сказал я. — Я тебе никогда и не нравился.

Я оставил его на ступенях и направился к выходу.

ПОХОЛОДАЛО СРАЗУ после захода солнца. В Публичной библиотеке еще горел свет. Библиотекарь резко взглянул на меня, но ничего не сказал. Я нашел тихий уголок и стал отдыхать, пытаясь набрать до закрытия как можно больше тепла. Есть нечто успокаивающее в тихих стеллажах и тяжелых желтых стульях из дуба, а даже в запахе пыльной бумаги и даже в шепотках и мягких шагах…

Шаги остановились, стукнул вытащенный из-под стола стул. Зашелестела материя. Я не открывал закрытых глаз и пробовал выглядеть старым джентльменом, который вошел просмотреть подшитые комплекты «Харпера» и задремал где-то на середине 1931 —го года. Но я слышал тихое дыхание и чувствовал на себе чей-то взгляд.

Тогда я открыл глаза. Она сидела за столиком напротив меня, молодая, трагичная и немного поношенная.

— С вами все в порядке? — спросила она.

— Не исчезайте, леди, — попросил я. — Не превращайтесь в дым и не улетучивайтесь. Даже не уходите. Просто посидите тут и дайте мне время помолодеть лет хотя бы до девяноста.

Она чуть порозовела и нахмурилась.

— Мне показалось, что вам плохо, — произнесла она все чопорные, стандартные и подходящие к ситуации слова, делавшие ее весьма приспособленным членом нынешнего общества.

— Конечно. А как насчет парня, с которым я пришел сюда. Куда он ушел?

— Я понятия не имею, о чем вы? Вы ни с кем не пришли… по крайней мере, я не видела. И…

— Сколько времени вы наблюдали за мной?

На этот раз она действительно залилась краской.

— Сама эта идея…

Я потянулся и взял ее руку. Рука была мягкая, как первые дыхание весны, нежная, как старое бренди, и такая же теплая, как родительская любовь. Моя же рука, сомкнувшаяся на ней, показалась мне когтями ястреба, сжимающего молодого цыпленка. И я отпустил ее ручку.

— Давайте перескочим через все ритуальные ответы, — сказал я. — Происходит что-то весьма странное. Вы знаете это, и я это знаю, правильно?

Румянец исчез, она вдруг побледнела, глаза ее уцепились за мое лицо, словно я знал секрет, который мог бы спасти ей жизнь.

— Вы… Вы знаете ? — прошептала она.

— Может, и нет, мисс, но сильно подозреваю.

Это было неправильное слово. Она тут же напряглась, губы ее сжались, словно в праведном гневе.

— Ну, это был всего лишь импульс христианского…

— Чушь, — сказал я. — Простите мою грубость, если это грубость. Вы сидите здесь, говорите со мной. Почему?

— Я уже сказала вам…

— Я помню. А теперь назовите настоящую причину.

Она внимательно осмотрела кончик моего носа. Затем мочку левого уха и, наконец, уставилась мне в глаза.