Владимир Михайлов - Время Разителя

Ну вот, это сделано. Вернемся к ситуации.

Что мы имеем? Улар не принимает ни одного канала. Это не стихийные помехи: все испробованные каналы очень разбросаны по частотам, а обычно если такое и приключается, то в достаточно узкой полосе. Очень редко — всего два или три раза на моем веку — одновременно перекрывались два основных канала. А чтобы три сразу — такие случаи не зафиксированы. Я знал бы.

Вывод? Он таков: Пат Пахтор, надо думать, в добром здравии исправно вкалывает на благо того мира. А мир тот по каким-то своим соображениям целиком закрылся от получения внешней информации. И, естественно, от отправки внутренней. Полностью изолировался. Почему? То ли это какая-то часть их планов, нам пока совершенно не ясных, то ли…

Ну, какие еще могут быть «то ли»?

Я знал, что возможные причины есть — самое малое одна. И, хотя думать о ней мне не хотелось, все-таки пришлось. Поскольку она была самой нежелательной — и поэтому наиболее вероятной.

А заключалась эта причина в том, что если не первая, то вторая трансляция моей копии на Улар могла быть зафиксированной тамошней службой ВВ-контроля. Я знал, что для существующих у нас систем такого рода мой канал был не по зубам. А вот у фирмы «ХТСинус» вся моя защита могла оказаться недостаточно серьезным препятствием: как-никак, все исследования в области ВВ велись именно этой фирмой и все новые разработки и конструкции можно было купить только у нее. Разные миры производили то и се по лицензиям — но самые последние достижения, понятное дело, не только не лицензировались, но оставались совершенно секретными — до возникновения следующего, очередного поколения.

Итак, они могли засечь передачу. Записать. И расшифровать?

Нет. Это последнее — вряд ли. Потому что я почувствовал бы. Если они проследили канал, то пришлось бы уже войти с ними в соприкосновение — на компьютерном уровне хотя бы. Такой объем информации, лично мною закодированный, — это уравнение с пребольшой кучей неизвестных в энной степени, и все под радикалом. Следовательно, им неизвестен и адресат. Потому что если бы они его вычислили, то не стали бы закрывать доступ. Они бы сцапали его, посадили в клетку, позволили моей копии войти в него — и уж тогда принялись бы за расшифровку, ключом к которой стало бы мое собственное тело, подверженное ощущению боли не меньше любого другого. Провели бы допрос с пристрастием. И, не исключено, что-нибудь бы да узнали. А им ведь только ухватиться за кончик нити…

Как и мне самому, впрочем.

Но они — пока — адресата не знают. А отправителя?

Вот это они вполне могли установить. Хотя бы потому, что Теллус от обмена информацией не защищен — и не был, и не будет, поскольку открытость — основа нормальной жизнедеятельности всех и всего. А мой Вратарь пусть и защищен — но, возможно, этот уровень безопасности ими уже преодолен. Кстати, и то, что есть, я сам приказал отключить. Не лучшее решение.

— Вратарь! Включить всю защиту — информационную. И от проникновения тоже. Выполняй!

Он выполнил. Но похоже было, что мы с ним чуть-чуть запоздали.

— Сегот, это прямо несчастье: не с кем работать! В самый, я бы сказал, ключевой, кульминационный момент — опять не хватает сырья!

— Доктор, но у нас ведь еще оставался в резерве этот… адмирал. Он же никем не учтен, и можно…

— Уже нельзя, ассистент, в том-то и беда. Отдел Спокойствия спохватился, и его изъяли из нашего запасника — у них к нему возникли какие-то вопросы, кажется, насчет каких-то сигналов извне, которые приходили на Улар, — предположительно в его адрес, потому что кто еще мог находиться на связи с федеральными органами? Не этот же сброд!

— Доктор, но на планету ежедневно прибывает множество…

— Неужели вы не понимаете, что нам — пока — медики ничего не дадут? До истечения карантина. И так уже сократили на целый день. О большем и заикаться не стоит! Мы ведь с вами, по сути дела, ведем свои исследования подпольно — и так продолжится до тех пор, пока мы не объявим официально об их успешных результатах; но для этого нужно обязательно поставить experimentum crucis , [1] Опыт, имеющий решающее значение (лат.). хотя по сути это будет лишь experimentum in corpore vili . [2] Опыт на малоценном организме (лат.). Для подобного опыта вот-вот наступит прекрасное стечение обстоятельств; я это чувствую, и если мы в тот миг не сможем показать результат — то обстановка изменится и все наши труды пойдут псу под хвост, а то и еще подальше. Нам нужно несколько часов…

— Доктор, я вынужден признаться: без вашего ведома я договорился с приятелями из Первого отдела, и они позволили воспользоваться почти двумя десятками новоприбывших. Сейчас как раз происходит экстрагирование…

— Голубчик, это прекрасно, выражаю вам похвалу — но вы сами понимаете: этим мы сможем воспользоваться не раньше, чем через пять-шесть часов: технология… А мне нужно сейчас! Сию минуту! Хоть немного!

— Ну, хотите, кан Тазон, — я сам лягу под отбор…

— Да! То есть нет, разумеется. Вы мне нужны в наилучшей форме. Ваш порыв благороден, но неразумен. Однако, если у вас созрела тяга к самопожертвованию, то… знаете что: идите и отберите последнее у сумасшедшей старухи. Пусть сдыхает, все равно у нее нет иного пути. Как мы с вами уже убедились, это опасно, хотя она и не вооружена. Но уж коли вы в таком настроении…

Ассистент Сегот усмехнулся:

— Простите, доктор, но она, кажется, произвела на вас чересчур сильное впечатление.

— Чересчур?! Побывали бы вы на моем месте! А что до старухи…

— Знаете, у меня возникла мысль относительно пресловутых сигналов: а не к ней ли они идут? С вашего позволения, я побеседую с нею и на эту тему. Мне всегда хотелось утереть нос Отделу Спокойствия…

— Оригинальный замысел. Ну что же, Сегот, если это окажется вам по силам…

— Вы столь низкого мнения обо мне?

— Не я, Сегот, мои больные места! На всякий случай наденьте что-нибудь этакое… предохраняющее.

— Я сделаю все так, как нужно, доктор.

— Искренне желаю вам удачи!

Ассистент Сегот спустился на этаж ниже. Им владели азарт и веселье. И в самом деле, дошли до ручки: бояться полумертвой старухи — этого только не хватало. Позор.

Он отпер дверь и толчком отворил ее.

Странно: ему показалось, что старухи нет в камере.

Он сделал шаг…

Лишь позже, придя в сознание, он понял, что то была элементарная подсечка — прием, не требующий особых сил, но лишь умения сделать нужное движение в нужный миг.

Падая, он ухитрился удариться головой о край стола. И, как говорится, вырубился.

И вообще — что-то произошло в его сознании. Хотя проявилось и не сразу. Правда, никто — даже доктор Тазон — этого не заметил. Но работать ассистент Сегот от этого хуже не стал. Все его усердие осталось при нем. А это, наверное, главное.