Никита Калинин - Под сенью исполинов. Том 2 [СИ]

Роман глядел на то, что стало с Иконниковым и боролся с желанием начать с него — где-то над средним ухом слышалось протяжное: «у-у-убе-е-й». Хотя бы за его ложь об Ольге. Он и убил бы, имей это хоть какой-то смысл. С тем же успехом можно лупить палкой по луже — вода всё одно стечёт обратно.

— С чего ты взял… — еле как выдавил Роман, но Иконников его перебил:

— Среди единобожцев… только одна… женщина… И она… и есть… Слово…

— Единобожцы, — Роман попробовал слово на вкус — захотелось сплюнуть.

— Ты меня… знаешь… Наверняка знаешь… — он обращался только к Роману. — Я никогда… не отступлюсь… от присяги… Я хочу только… закрыть соискателям… путь на Землю… Но для этого… мне надо… попасть в Храм… Для этого я… и выкрал Викторию… Дитя открывает… вход только… женщинам… Но мне… не удалось… По моей вине… Виктория погибла… Смерть наверняка… сожрала и её…

— Врёшь.

Иван в углу — каменный. И это его излучатель поёт или так громко пищит тишина?..

— Их там семеро… — продолжал абориген. — Они уже спустились… в механический… город под горой… Даже белотелые… им не преграда… ведь их… ведёт Слово… Указывает безопасный путь… Я не знаю… их мотивов… А ты знаешь?..

Ведёт… Слово их ведёт… Вот почему нигде нет крови…

Грянул очередной выстрел. Если и был ответ у Романа, то последняя пуля угодила прямо в него. Он. Ничего. Не знал.

— Ты знаешь… кто я… — убеждал абориген. — Мы на одной… стороне… Ты тоже… стремишься попасть… в Храм…

— Командир. Нам с… этим, — Иван ткнул в аборигена излучателем, как в дохлого метаморфа с Хиц-2, - не по пути. Он нож в спину воткнёт — не поморщится. Он врёт, что Вику убила тварь. Он и про Ольгу врёт.

Опять выстрел.

— А этот? — Роман кивнул в сторону раскрошенного окна, начисто проигнорировав Ивана.

— Восьмой… он смертник… Единобожцы заминировали… проход за ним… Обложили таким… количеством взрывчатки… что хватит… на всю пещеру… И привлекают внимание… чтобы взрывать… не впустую… Но я знаю… как обойти…

— Ты их видел?

Что-то неуловимо менялось и перестраивалось. Как химерический кубик Рубика, грани которого, как ни крути, окрашиваются в заданный цвет, ситуация представлялась с единственно возможным решением. Иван хотел найти Викторию. Для этого он здесь — вытащить девушку во что бы то ни стало и заткнуть этим голодную пасть совести. Без оглядки на собственную жизнь, Роман это прекрасно понимал. И означало это, что вместе они были бы ровно до тех пор, пока их пути не разошлись чисто физически. Рано или поздно на какой-нибудь развилке он бы всё равно пошёл в другую сторону.

— С тобой… мне не нужно… прикрываться женщиной… Слово откроет… тебе вход… в Храм… Откроет ведь?..

Этот вопрос пыльный полумрак проглотил уже безвозвратно. Мысли неслись гуртом, гвалтом. Роман молчал. Окружающий мир терял незыблемость — то ли для него лично, то ли это та самая вибрация теперь стирала чёткие грани всего подряд.

Уверенности больше не было ни в чём. Зато целым роем кружили ответы на незаданные вопросы: вот почему он чувствовал Ольгу рядом, вот почему она не послала импульса, хотя, ещё полчаса назад был уверен Роман, дралась бы и цеплялась за любую возможность.

Вот почему Ординатор перечислил её. Но…

Какого чёрта мимики принимали её облик?!.

— Мимо снайпера… смогу пройти… только я… Да и… обезвредить взрывчатку… тоже смогу… только я один… Без меня… тебе не догнать… единобожцев… А ты ведь… хочешь их… догнать…

— Как она могла меня… предать…

Это произнёс не Роман. Холодная змея, даром что язык раздвоенный, говорила теперь за него. Змея обвила его кольцами, запутала в себе и вовсю хозяйничала. А он и не сопротивлялся — не хотел. Он вообще больше ничего не хотел. Разве что…

— Я убью их всех.

— Ты… удивляешься… предательству женщины… — усмехнулся Иконников. — Но хуже, когда… сын убивает… отца…

— В смысле?

— Я был… рядом… Видел их… и слышал все… разговоры… Зачем по-твоему… сын… выстрелил в спину… отцу?.. Они там все… Иуды…

Вот чьё имя хотел назвать начлаб. Единобожцев в Храм действительно вёл Корстнев. Но не Константин.

А Алексей.

— Стой!

Роберт отдёрнул руку, почти уже коснувшуюся приплюснутого голубого полукруга, похожего на прибрежную гальку. Обернулся, но Вика лишь растерянно-непонимающе таращилась на него. Так, будто вокруг них быстро сужалось кольцо голодных волков, а он вдруг решил прикорнуть под молоденькой пихточкой. Это не она окликнула его.

Якут сглотнул и поморщился. Вкусы мира усиливались, мешались в диком, буйном коктейле. Почему — он не знал. Не хотел. Не было сил даже осмотреться, страх перед пробуждающимся голодом рывком развернул его лицо к частице Инкунабулы — бери!

— Стой… — повторил голос, и Роберт понял, что слышит его изнутри самого себя. Он сочился откуда-то между чернотой пролома и неуклонно растущей тушей голода. Как ручеёк. Как холодный живительный родник посреди душной, переполненной надоедливым гнусом тайги.

— Не касайся, — настаивала интуиция. Роберт заскулил, но руку отнял и на этот раз.

Вика позади размашисто жестикулировала — он не оборачивался. Всё его внимание было поглощено с одной стороны божественной частицей, желанием вобрать её, впитать и на время растворить в себе, а с другой — внутренним голосом, который безжалостной плетью хлестал по дрожащим рукам.

Роберт плюхнулся на землю, обхватил голову и взвыл. Вика оказалась напротив — покалеченная, острая вся и злая. Взъерошенная и почему-то мокрая, как помойная крыса. Точно вдруг лишившись кислорода, она беззвучно раскрывала рот, а в глаза смотрела изумлённо-вопросительно. Что-то спрашивала и надеялась, глупая, на ответ. Как если бы не могла понять какой-то очевидной вещи, для Роберта простенькой и ясной.

Ему хотелось влезть руками себе в голову, нащупать там источник голоса и выдрать его к чёртовой бабушке. Потому как не послушаться его он не мог — знал, чем это оборачивается. Но голод…

Зверь ведь ещё не проснулся даже. Одно только воспоминание о том, как это — слепо тащиться на свет пустой оболочкой, заставляло Роберта сжиматься внутренне, вынуждало тянуться к плоскому полукругу, чтобы заранее задобрить медленно просыпающегося монстра. Жить, несмотря не на что, он хотел. Он хотел быть. Мыслить.

Но лучше смерть, чем пустое существование.

— Оберни частицу тканью и положи в сумку Виктории. Не касайся!..

Удивительно, но голос интуиции был всё же сильней. И — какого лешего он это отметил?! — гораздо приятней бесполого голоса предателя-Ординатора, потому как чудился женским, хоть и грубым. Роберт потянулся к разинувшей рот девушке, сдёрнул с её плеча сумку, в которой когда-то были грибы, и поднялся. Он словно сквозь трубу смотрел. Как если бы вдруг отключилось периферийное зрение.