Кордвейнер Смит - Инструментарий человечества [сборник litres]

Робота-сержанта это не заинтересовало. Он приблизился к госпоже Панк Ашаш – и обнаружил у себя на пути Элейн.

– Я приказываю тебе, – произнесла она со всей страстью практикующей ведьмы, – приказываю покинуть это место.

Глаза-линзы робота напоминали темно-синие стеклянные шарики в молоке. Он осмотрел Элейн с ног до головы, и его взгляд казался плывущим и расфокусированным. Не ответив, он обошел ее, быстрее, чем могло отреагировать тело Элейн, и направился к милой покойной госпоже Панк Ашаш.

Ошеломленная Элейн поняла, что механическое тело госпожи кажется еще более человеческим, чем прежде. Робот-сержант встал перед ней.

Мы все помним эту сцену, первую подлинную видеозапись тех событий.

Черно-золотой сержант таращится мутными глазами на госпожу Панк Ашаш.

Госпожа в красивом старом механическом теле властно поднимает руку.

Смятенная Элейн в пол-оборота, словно собирается схватить робота за правую руку. Ее голова движется так быстро, что волосы взметнулись облаком.

Мой-милый-Чарли кричит: «Я люблю, люблю, люблю!» – невысокому симпатичному мужчине с мышастыми волосами. Мужчина сглатывает и молчит.

Все это мы знаем.

А затем происходит невероятное, то, во что мы сейчас верим, событие, к которому звезды и миры оказались не готовы.

Восстание.

Восстание роботов.

Неповиновение среди бела дня.

На пленке трудно различить слова, но мы можем их понять. Записывающее устройство полицейского орнитоптера сфокусировалось на лице госпожи Панк Ашаш. Умеющие читать по губам легко могут разобрать фразы; не умеющие этого могут разобрать слова после третьего или четвертого просмотра пленки в зрительном боксе.

– Аннулировано, – произносит госпожа.

– Нет, ты робот, – произносит сержант.

– Проверь сам. Прочти мой мозг. Я робот. А еще я женщина. Ты не можешь не подчиняться людям. Я человек. Я тебя люблю. Более того, ты тоже человек. Ты мыслишь. Мы любим друг друга. Попробуй. Попробуй напасть.

– Я… я не могу, – произносит робот-сержант, его мутные глаза словно вращаются от возбуждения. – Ты меня любишь? Ты хочешь сказать, что я живой? Что я существую?

– С любовью – существуешь, – отвечает госпожа Панк Ашаш. – Посмотри на нее, – говорит госпожа, показывая на Джоан, – ведь это она принесла тебе любовь.

Робот посмотрел – и нарушил закон. Его отряд посмотрел вместе с ним.

Сержант вновь повернулся к госпоже и поклонился ей.

– В таком случае вы знаете, что мы должны сделать, если не можем подчиниться вам и не можем не подчиниться другим.

– Делайте, – печально произнесла она, – но осознавайте, что творите. Вы не уклоняетесь от двух человеческих приказов. Вы делаете выбор. Вы. А значит, вы люди.

Сержант повернулся к своему отряду человекообразных роботов.

– Слышали? Она говорит, что мы люди . Я ей верю. А вы?

– Верим! – почти в унисон крикнули они.

На этом запись обрывается, но нетрудно представить, чем закончилась сцена. Элейн остановилась прямо за спиной робота-сержанта. Другие роботы выстроились за ней. Мой-милый-Чарли умолк. Джоан поднимала руку в благословении, ее теплые, собачьи карие глаза расширились от жалости и понимания.

Люди записали то, чего мы не можем видеть.

Очевидно, робот-сержант произнес:

– Примите нашу любовь, милые люди, и прощайте. Мы не повинуемся и умираем. – Он помахал рукой Джоан. Неясно, действительно ли он сказал: «Прощай, наша госпожа и освободитель». Быть может, поэты сочинили вторую фразу; но насчет первой мы уверены. И уверены насчет следующего слова – здесь историки и поэты единодушны. Сержант повернулся к своим людям и произнес:

– Уничтожить.

Четырнадцать роботов – черно-золотой сержант и тринадцать его серебристо-синих пехотинцев – внезапно вспыхнули белым пламенем на улице Калмы. Они нажали свои суицидальные кнопки, взорвали термитные капсюли в собственных головах. Они сделали это без человеческой команды, по приказу другого робота, тела госпожи Панк Ашаш, у которой, в свою очередь, не было человеческой власти, лишь слово маленькой девочки-собаки Джоан, что за одну ночь стала взрослой.

Четырнадцать белых факелов заставили людей и недолюдей отвернуться. В сияние нырнул особый полицейский орнитоптер. Из него вышли две госпожи – Арабелла Андервуд и Гороке. Они вскинули руки, чтобы защитить глаза от пылающих гибнущих роботов. И не заметили Охотника, который таинственным образом возник в распахнутом окне над улицей, закрыл глаза ладонями и следил за сценой через щелочки между пальцами. По-прежнему ослепленные люди испытали мощный телепатический шок: разум госпожи Гороке взял контроль над ситуацией. Она обладала этим правом как глава Инструментария. Некоторые – но не все – ощутили странный ответный шок, когда разум Джоан потянулся навстречу госпоже Гороке.

«Я приказываю», – подумала госпожа Гороке, открыв сознание для всех.

«Верно, но я люблю, люблю тебя», – подумала Джоан.

Главнейшие силы сошлись.

И вступили в схватку.

Революция завершилась. В действительности ничего не произошло, но Джоан заставила людей встретиться с ней. Это ничуть не походило на поэму, в которой люди и недолюди смешались. Смешивание произошло намного позже, после К’мелл. Поэма красива, но полностью ошибочна, в чем вы сами можете убедиться:

Кстати, на Фомальгауте III нет Восточного побережья; кризис людей/недолюдей наступил намного позже. Революция провалилась, но история достигла новой кульминации – ссоры двух владычиц. От изумления они не закрыли свои разумы. Роботы-самоубийцы и возлюбившие мир собаки были неслыханным делом. Хватило бы и любвеобильных противозаконных недолюдей, но тут… такое!

Уничтожить всех , сказала госпожа Гороке.

«Зачем?» – подумала госпожа Арабелла Андервуд.

Сбой в работе , ответила Гороке.

«Но они не машины!»

Значит, они животные. Недолюди. Уничтожить! Уничтожить!

Следующие слова сотворили нашу эпоху. Они принадлежали госпоже Арабелле Андервуд, и вся Калма слышала их:

«Быть может, они люди. Их надо судить».

Девочка-собака Джоан рухнула на колени.

– У меня получилось. Получилось! Вы можете убить меня, милые люди, но я люблю вас, люблю!

Госпожа Панк Ашаш тихо сказала Элейн:

– Я думала, что к этому моменту буду уже мертва. Наконец-то по-настоящему мертва. Но это не так. Я видела, как изменились миры, Элейн. И ты видела это вместе со мной.

Услышав громкую телепатическую перепалку между двумя великими госпожами, недолюди умолкли.