Кордвейнер Смит - Инструментарий человечества [сборник litres]

Джоан подняла правую руку и что-то сказала самой себе. Люди склонили перед ней головы – лица, и морды, и рыла всех размеров и мастей. В задних рядах пискляво мяукнул какой-то младенец.

Прежде чем возглавить процессию, Джоан повернулась к людям и спросила:

– Кроули, где ты?

– Здесь, в середине, – донесся из дальних рядов чистый, спокойный голос.

– Ты любишь меня, Кроули?

– Нет, С’джоан. Маленькой собачкой ты мне больше нравилась. Но это и мои люди, не только твои. Я смелая. Я могу идти. Со мной не будет проблем.

– Кроули, – сказала Джоан, – ты полюбишь людей, если мы их встретим?

Все головы повернулись к прекрасной девушке-бизону. Элейн едва различала ее в глубине мрачного коридора. Лицо Кроули мертвенно побелело от эмоций. Ярости или страха – Элейн не знала.

Наконец Кроули ответила:

– Нет, я не полюблю людей. И не полюблю тебя. У меня есть гордость.

Очень мягко, подобно самой смерти у безмолвной постели, Джоан произнесла:

– Ты можешь остаться, Кроули. Можешь остаться здесь. Шанс невеликий – но все же шанс.

Кроули посмотрела на нее.

– Чтоб ты провалилась, женщина-собака, ты и гнилая человечишка, что стоит с тобой рядом.

Элейн поднялась на цыпочки, чтобы увидеть происходящее. Внезапно лицо Кроули исчезло, скрылось внизу.

Женщина-змея протолкалась вперед, встала недалеко от Джоан, где другие могли ее видеть, и пропела чистым, словно металл, голосом:

– Пойте «бедная, бедная Кроули», милые люди. Пойте «я люблю Кроули», милые люди. Она мертва. Я только что убила ее, чтобы мы все преисполнились любви. Я тоже люблю тебя, – сказала з-женщина, чьи рептилоидные черты не выдавали ни любви, ни ненависти.

Джоан произнесла, очевидно, с подачи госпожи Панк Ашаш:

– Мы действительно любим Кроули, милые люди. Подумайте о ней – и двинемся в путь.

Мой-милый-Чарли легонько подтолкнул Элейн.

– Ты ведешь.

Словно во сне, ошеломленная Элейн повела их.

Она испытала тепло, счастье и отвагу, когда прошла рядом со странной Джоан, такой высокой и такой знакомой. Джоан широко ей улыбнулась и прошептала:

– Скажи, что у меня хорошо получается, женщина-человек. Я собака, а собаки миллионы лет жили ради людской по– хвалы.

– Ты права, Джоан, ты совершенно права! Я с тобой. Идем? – откликнулась Элейн.

Джоан кивнула, в ее глазах стояли слезы.

Элейн пошла вперед.

Джоан и госпожа Панк Ашаш последовали за ней, собака и покойница во главе процессии.

Остальные недолюди потянулись за ними двумя колоннами.

Когда они открыли тайную дверь, солнечный свет хлынул в коридор. Элейн почти чувствовала, как затхлый, зловонный воздух изливается наружу вместе с ними. В последний раз оглянувшись, она увидела одинокое тело Кроули на полу.

Элейн направилась к ступеням и начала подниматься.

Пока процессию никто не заметил.

Элейн слышала, как провод госпожи Панк Ашаш волочится по камню и металлу ступеней.

Когда Элейн добралась до двери наверху, ее на мгновение охватили сомнения и паника. Это моя жизнь, моя , подумала она. Другой у меня нет. Что я натворила? Охотник, Охотник, где же ты? Неужели ты меня предал?

– Иди, иди! – тихо произнесла Джоан за ее спиной. – Это война любви. Не останавливайся.

Элейн открыла дверь на верхнюю улицу. Там кишели люди. Над головой медленно хлопали крыльями три полицейских орнитоптера. Обычно их было меньше. Элейн снова остановилась.

– Иди дальше, – сказала Джоан, – и отгоняй роботов.

Элейн шагнула вперед, и революция началась.

Она продлилась шесть минут и охватила сто двенадцать квадратных метров.

Полиция подлетела сразу, как только недолюди начали появляться из двери.

Первый орнитоптер скользнул по воздуху, словно большая птица, и произнес:

– Назовите себя! Кто вы?

– Уходите, – ответила Элейн. – Это приказ.

– Назовитесь, – повторила птицеподобная машина, делая крутой вираж, засевший в ее середине линзоглазый робот таращился на Элейн.

– Уходите, – повторила Элейн. – Я настоящий человек, и я приказываю.

Очевидно, первый орнитоптер связался по радио с другими. Вместе они улетели по коридору между высокими зданиями.

Многие люди остановились. Лица большинства ничего не выражали, на некоторых виднелось оживление, или веселье, или ужас при виде такого количества недолюдей, собравшихся в одном месте.

Голос Джоан пропел с чистейшим произношением на Старом общем языке:

– Милые люди, мы люди. Мы вас любим. Мы вас любим.

Недолюди принялись скандировать: «Любим, любим, любим», – странным григорианским напевом, полным диезов и полутонов. Настоящие люди отпрянули. Джоан подала пример, первой обняв молодую женщину примерно одного с ней роста. Мой-милый-Чарли схватил за плечи мужчину-человека и крикнул ему в лицо:

– Я люблю тебя, мой дорогой друг! Поверь, я действительно люблю тебя! Как чудесно с тобой познакомиться.

Мужчина-человек был потрясен прикосновением и еще сильнее потрясен пылкой теплотой в голосе человека-козла. Он стоял, открыв рот и обмякнув, в полном, абсолютном и покорном изумлении.

Где-то сзади кто-то вскрикнул.

Полицейский орнитоптер вернулся. Элейн не знала, был ли это один из трех, что она отослала прочь, или новый. Она ждала, пока он окажется в зоне слышимости, чтобы снова его прогнать. Впервые она задумалась о реальной, физической природе опасности. Может ли полицейская машина ее застрелить? Или сжечь? Или поднять ее визжащее тело в воздух, унести в своих железных когтях туда, где она станет милой и опрятной – и больше никогда не будет самой собой? Охотник, Охотник, где же ты? Неужели ты забыл меня? Неужели предал?

Недолюди по-прежнему рвались вперед и смешивались с настоящими людьми, хватали их за руки или одежду и повторяли странным попурри голосов:

– Я люблю тебя. Пожалуйста, я люблю тебя! Мы люди. Мы ваши сестры и братья…

Женщина-змея справлялась не слишком хорошо. Она схватила мужчину-человека своей железной рукой. Элейн не заметила, чтобы она что-то говорила, но мужчина сразу упал в обморок. Женщина-змея перекинула его через руку, словно пальто, и высматривала новую жертву для любви.

– Он скоро придет, – произнес тихий голос позади Элейн.

– Кто? – спросила Элейн госпожу Панк Ашаш, прекрасно зная, кого та имела в виду, но не желая этого признавать и не спуская глаз с кружащего орнитоптера.

– Охотник, разумеется, – ответил робот голосом милой мертвой дамы. – Он придет за тобой. У тебя все будет хорошо. Мой провод закончился. Отвернись, моя дорогая. Меня сейчас снова убьют, и я боюсь, что это зрелище тебя огорчит.

Четырнадцать роботов-пехотинцев с армейской целеустремленностью промаршировали в толпу. Настоящие люди приободрились, некоторые начали украдкой скрываться в дверных проемах. Но большинство по-прежнему не могли пошевелиться от изумления, а недолюди трогали их и бормотали признания в любви, снова и снова, выдавая голосом свое животное происхождение.