Кордвейнер Смит - Инструментарий человечества [сборник litres]

– Сделано, – откликнулся солдат.

Род счел такой ответ странным, поскольку ничего еще не было сделано.

Заместитель главы отдал новый приказ:

– Прежде чем мы спустимся по пандусу, включите уничтожающие детекторы. Любая сомнительная личность должна быть автоматически уничтожена сканирующим устройством. Включая нас, – сообщил он своим солдатам. – Мы не хотим, чтобы голубые люди вошли прямиком в башню вместе с нами.

Неожиданно К’мелл весьма смело подошла к офицеру и шепнула что-то ему на ухо. Он закатил глаза и слабо покраснел, а затем изменил приказ:

– Отмените унитожающие детекторы. Я хочу, чтобы вся компания встала вплотную друг к другу. Простите, парни, но вам придется несколько минут потерпеть прикосновения этих недолюдей. Я хочу, чтобы они стояли близко к нам, и мы могли убедиться, что никто посторонний не проникнет в нашу группу.

(Позже К’мелл рассказала Роду, что призналась молодому офицеру, будто может быть гибридом, получеловеком-полуживотным, и что она особая эскорт-девушка двух внеземных магнатов Инструментария. Она сказала, что думает , что у нее определенная личность, но не уверена в этом, и что детекторы могут убить ее, если не получат правильную картинку, когда она будет проходить мимо них. К’мелл объяснила Роду, что эти детекторы отлавливали недолюдей, притворявшихся людьми, и людей, притворявшихся недолюдьми, и убивали жертву, усиливая магнитное излучение ее собственного органического тела. Проходить рядом с этими машинами было опасно, поскольку время от времени они убивали нормальных, законных людей и недолюдей, которые всего лишь не давали четкого изображения.)

Офицер занял левый передний угол живого прямоугольника из людей и недолюдей, вставших плотными рядами. Род почувствовал, как вздрогнули два солдата рядом с ним, коснувшись его «кошачьего» тела. Они демонстративно отвернулись, словно от него скверно пахло. Род промолчал; он просто смотрел вперед и изображал довольного идиота.

Дальнейшие события были удивительными. Люди шагали странным образом, синхронно переставляя то левые, то правые ноги. О’гентур не мог этого сделать, и после одобрительного кивка сержанта К’мелл взяла его на руки и прижала к груди. Внезапно вспыхнуло оружие.

Должно быть, это кузены оружия, которое несколько недель назад было у лорда Редлэди, когда тот посадил свой корабль на моей земле , подумал Род. (Он вспомнил Хоппера с дрожащим, словно голова змеи, ножом, грозящего лорду Редлэди; и вспомнил внезапный безмолвный взрыв, черный маслянистый дым и мрачного Билла, глядящего на кресло, в котором мгновение назад сидел его друг.)

Вспышка от этого оружия была слабой, едва заметной, но его силу выдала вздрогнувшая крыша и взметнувшаяся пыль.

– Ближе, парни! Нога к ноге! Не дайте голубому человеку проскользнуть! – крикнул заместитель главы.

Люди повиновались.

В воздухе запахло чем-то странным, горелым.

На пандусе не было никого, кроме них.

Пандус свернул за угол, и Род ахнул.

Это была самая большая комната, что он когда-либо видел. Она занимала всю вершину Землепорта. Он даже предположить не мог, сколько гектаров составляет ее площадь, но здесь вполне могла уместиться небольшая ферма. Здесь были люди. По приказу заместителя главы солдаты нарушили строй. Офицер пристально посмотрел на мужчину-кота Рода, девушку-кошку К’мелл и обезьяну О’гентура.

– Стойте, где стоите, пока я не вернусь!

Они молча остались стоять.

К’мелл и О’гентур восприняли это место как само собой разумеющееся.

Род упивался зрелищем, словно впитывал мир глазами. В одной колоссальной комнате было больше реликвий и богатства, чем все, чем владела Старая Северная Австралия. Занавеси из невероятно дорогого материала струились, мерцая, с тридцатиметрового потолка; некоторые выглядели грязными и потертыми, но даже одна такая занавесь, после уплаты 20 000 000 % пошлины на импорт, стоила бы больше, чем мог себе позволить какой-либо севстралиец. Там и сям стояли кресла и столы, причем некоторые из них вполне могли украсить Музей человека на Новом Марсе. Здесь же их использовали по назначению. Люди не казались счастливее оттого, что их окружали все эти сокровища. Впервые в жизни Род начал понимать, каким образом суровая, преднамеренная бедность придавала жизни смысл на его родной планете. Его люди владели немногим, хотя могли позволить себе бесконечные караваны сокровищ, которые потянулись бы на их планету из всех миров, в обмен на продлевающий жизнь струн. Но, будучи заваленными сокровищами, они бы ничего не ценили – и в итоге ничем бы не обладали. Род вспомнил о своей маленькой коллекции спрятанных реликвий. Здесь, на Земле, она бы уместилась в мусорном баке, но на Пастбище рока он мог любоваться ею до конца жизни.

Мысль о доме заставила его задуматься, как поступит Пылкий Простак, почсек, теперь, когда его противник оказался на Земле. Досюда очень, очень далеко! – подумал он.

К’мелл привлекла его внимание, ущипнув за руку.

– Держи меня, – велела она, – потому что я боюсь упасть, а Ойкасусу не хватит на это сил.

Род удивился, кто такой этот Ойкасус, когда рядом была только обезьянка О’гентур; он также удивился, зачем понадобилось держать К’мелл. Однако севстралийская дисциплина научила его не задавать вопросы в чрезвычайных ситуациях. Он обнял ее.

Она внезапно обмякла, словно упала в обморок или уснула. Удерживая К’мелл одной рукой, другой Род положил ее голову себе на плечо, так, чтобы девушка-кошка выглядела утомленной и нежной, а не лишившейся сознания. Было приятно обнимать ее маленькое женское тело, которое казалось невероятно хрупким и изящным. Ее волосы, взъерошенные и спутанные ветром, до сих пор пахли соленым морским воздухом, который так удивил Рода час назад . Она сама, подумал он, была величайшим сокровищем Земли из всех, что ему довелось увидеть . Но что, если он получит ее? Что он будет делать с ней на Старой Северной Австралии? Недолюди там под абсолютным запретом, не считая тех, что используются в военных целях под полным контролем правительства Содружества. Он не мог представить К’мелл, управляющую косилкой, шагающую по гигантской овце и стригущую ее. Сама идея о том, что она просидит всю ночь с одинокой или напуганной чудовищной овцой, казалась нелепой. Она была бездельницей, украшением в человеческом обличье; таким не место под уютными серыми небесами его родной планеты. В сухом воздухе ее красота поблекнет; ее изощренный ум озлобится от утомительной монотонности фермерской жизни: собственность, ответственность, защита, самодостаточность, умеренность. Нью-Мельбурн покажется ей скоплением грубых сараев.