Борис Миловидов - Почти Эдем

Маврин разбил палатку на опушке леса, вытянувшегося зелёной стеной в предгорье. С одной стороны ему была видна раскинувшаяся до горизонта степь, с другой упрямо зеленели высокие деревья и непроходимый кустарник. Маврину нравилось это сочетание — спокойствие и стремление, и он решил, что дальше идти не стоит. Именно здесь он рассчитывал найти то, что было нужно ему, — отдых, покой и одиночество.

Маврин устал. Сейчас, вырвавшись из захлестывающего ритма обыденной жизни, он в полной мере чувствовал это и лишний раз порадовался, что, всё-таки добившись отпуска, он поехал именно сюда, а не на модный, переполненный отдыхающими курорт.

Коллеги его не отговаривали. Как и привыкшие к его экстравагантности друзья. Они знали упрямство Маврина, поэтому лишь пожелали ему приятного отдыха. В туристическом агентстве его тоже ни о чем не спрашивали, просто снабдили всем необходимым. Семьи у Маврина никогда не было.

Теперь он сидел в одиночестве, за много километров от цивилизованного мира, спокойными глазами смотрел на степь, догонял взглядом ветер и ощущал покой. Было приятно переключиться от активной содержательной жизни к почти растительной созерцательности.

Стенка палатки слегка прогибалась под его спиной, и это создавало ощущение неожиданного удобства. Нарушать это удобство нечаянным движением не хотелось.

Ветер скользил по степи, заставляя колыхаться траву, названия которой он не знал. Неожиданно Маврин поймал себя на том, что излишне сентиментален. Мысли стали тривиальными и чересчур обыденными.

Он думал о том, что степь напоминает ему море, что она, как и море, глобальна, масштабна и вневременна. От степи исходили эманации вечности, и от этого было хорошо на душе, как бывает всегда, когда удаётся найти что-то незыблемое в этом суматошливо меняющемся мире.

«Степь, — думал Маврин. — Тебе не хватало человека. Не строителя, желающего заполнить тебя строениями и эксплуатировать твои просторы, а философа или поэта, которые жили бы твоей жизнью, одушевляя тебя своим существованием. Ты — вечная. Ты не любишь перемен, хотя и не боишься их. Меняясь, ты сохраняешь своё постоянство, и в том сродни человеку. Пока ты не знала людей, всё было хорошо. Хорошо и то, что я пришёл к тебе в гости, а не навсегда. Если бы я пришёл навсегда, изменился бы я, и тебе бы пришлось изменить свою сущность».

Он смотрел на степь, чувствуя, как она отвечает ему. И они говорили долго, до самого заката, и только когда солнце уже скрылось за горизонтом, оставляя за собой голубую далёкую полоску тумана, Маврин вдруг подумал, что надо было бы поесть и поспать. Но ему не хотелось разрывать пуповину своего неожиданного единения с природой, и ещё долго Маврин сидел под звёздами и вслушивался в дыхание степи, время от времени тревожащее брезентовую ткань палатки.

На следующий день он проснулся поздно. Солнце уже высоко поднялось на небо, оно было похоже на жёлтого паучка, раскачивающегося на синей небесной паутине.

Маврин умылся, привёл себя в порядок и пожелал осмотреть свои владения.

Он шел по кромке леса, неспешно раздвигая ботинками траву и с интересом оглядываясь вокруг. Выросший в каменных раскалённых джунглях города, Маврин даже не зал, что может существовать такой умиротворяющий статичный пейзаж. Жизнь города он знал в совершенстве. Здесь же всё было незнакомо ему, и Марин старался приспособиться к окружающему миру, стать его ненавязчивым и тактичным обитателем. Его мускулы ешё напрягались в ненужном здесь усилии, но Маврин уже понимал, что здесь спешить некуда. Время словно остановилось, суматошный метроном, отстукивавший в нём торопливый ежедневный ритм, умолк, перестав подгонять Маврина и оставив его наедине с самим собой.

Ручеёк он нашёл уже под вечер и долго не мог поверить, что способна существовать такая прозрачная и такая чистая вода. Своё начало ручей брал где-то в горах и доносил в степь их холод и свежесть. Быть может, где-то в степи он постепенно крупнел, обрастал притоками и превращался в могучую полноводную реку…

Но об этом Маврин думал мимоходом, как о чём-то само собой разумеющемся. Он думал о рыбах, этих странных живущих в воде существах. Он пытался разглядеть в глубине их стремительные тени, но рыб в ручье не было. Или он просто не узнавал их.

Он не узнавал рыб. И это больно задевало самолюбие Маврина.

На третий день он познакомился с дождём.

Откуда-то из-за гор набежала неожиданная нахальная туча и пролила дождь, вымочив Маврина прежде, чем он успел добежать до палатки. А потом повисла над палаткой, недовольно ворча и не оставляя желания ещё раз добраться до человека.

Сбросив костюм, Маврин чувствовал себя Адамом.

Ему было интересно, есть ли в Раю дожди?

В дождь смотреть на степь было совсем неинтересно, вся она скрывалась в сером тумане, образованном мириадами скачущих капелек. Зато лес был великолепен. Ставшие вдруг синими стволы тянулись вверх, пытаясь побороть стихии и принижая эти стихии своим величием.

Лес рвался в сумрачное небо легионом зелёных ракет. Не в силах оторваться от земли, он нёс её с собой — туда, где за облаками сияли звёзды.

Утром дождь продолжал лить, и Маврину постепенно надоела однообразная мелодия капель, разбивающихся о крышу палатки.

Лес тоже разочаровал его. Маврин вдруг понял полную безнадежность своих мечтаний о полёте.

Он провёл весь день за чтением книги и читал до глубокой ночи, забыв о том, где он находится. С каждой страницей он переносился в иные небывалые миры…

Утро следующего дня было сияющим.

Мир был усыпан мириадами бриллиантов, раскатившихся среди сочной зелёной травы. Маврин долго любовался их блеском и даже не хотел думать, что это всего лишь роса.

Деревья поводили ветвями и роняли на землю крупные капли, разбивающиеся о землю, оставляя после себя звон сказочных колокольчиков.

Мир блестел так, что от этого блеска начинали болеть глаза.

Ручей, рядом с которым Маврин разбил палатку, стал большим, и пенистая бурая вода скрыла дно. Маврин с горечью подумал, что он так и не увидит рыб, серебряно струящихся в его глубинах.

Плеск ручья… Шлепки капель воды… Птичьи трели в глубине леса…

Мелодия одиночества и единения с миром…

Маврин уже хотел уходить, когда рядом послышались чьи-то шаги. Отшельник быстро обернулся.

По ту сторону ручья, чуть выше по течению, стоял и смотрел на него большой красивый зверь.

Тигр потянулся, покачал тяжёлой головой, яростно зевнул и, спустившись ниже, принялся лакать мутную воду из ручья.