Павел Виноградов - Четвертый кодекс

Илона молчала.

Молча они дошли до обитых кожей бизона дверей с латунной табличкой: «Генерал Таманцев». Илона в душе ахнула. Евгений Таманцев! Со времен войны – глава всей российской разведки в Атлантиде. Личность легендарная, овеянная славой сотен невероятных операций. Союзники прозвали его Таящийся Медведь – за свирепость и сверхчеловеческую хитрость.

Внешне он и производил такое впечатление. Лет ему было уже немало – в блестящей, цвета вранова крыла, шевелюре обильно пробивалась седина. Но он по-прежнему возвышался над собеседником, как старая секвойя, двигался гибко и стремительно, сверкал черными глазами из-под густых бровей на смуглом лице с орлиным носом.

- Знакомьтесь, - быстро проговорил он.

В его речи звучал неистребимый южнорусский акцент.

- Представитель союзников.

Илона повернулась к вставшей из-за стола женщине, и ее рука дернулась к пистолету.

Это была она – та самая скво из Чикомоцтока, захватившая Евгения!

Но жесткий голос генерала заставил Илону застыть на месте.

- Ленмэна Хингахгок, младший сагамор разведки Ирокезской Конфедерации.

Благой с Езоэевели. Эгроссимойон, около десяти миллионов земных лет назад

Пыль, песок, камень, камень, камень – и ничего кроме... Много суток минуло с тех пор, как Благой и еще двенадцать эгроси вышли из глубокого колодца на склоне великой горы в районе экватора – одной из четырех великих гор планеты. А до того несколько суток поднимались они от Гротов – где по системе лифтов, где собственными конечностями. На половине пути пришлось надевать скафандры из легкого, но прочного сплава – дальше была разреженная атмосфера Эгроссимойона, жестокая стужа, смертельно низкое давление, ни капли воды и убийственная радиация аделинаам. Эгроси были приспособлены к этим условиям гораздо лучше людей, но даже они могли прожить на поверхности без скафандра лишь несколько минут – потом умирали от удушья и декомпрессии, не успев испытать все прелести жесткого излучения.

Ничто живое не могло долго существовать здесь, разве что пара-тройка видов особо жизнестойких микробов. Но для эгроси – даже по прошествии миллионов лет со Дня гнева – это по-прежнему был их родной мир, на сухой и пыльный костяк которого они взирали с нежностью и болью.

Барахтаясь в похожем на песок сухом снегу, они долго спускались с мертвого древнего вулкана, справа все время видя соседний – застилающую горизонт громадную гору. А потом увидели еще две, а в самой дали за ними громоздился умопомрачительный массив четвертой – самой великой. Кромлех раньше не видел подобных, да и не было никогда таких на Земле. Не очень подкованный в астрономии, он, тем не менее, знал, что нет таких и во всей Солнечной системе.

Когда-то это было священное место всех эгроси, алтарь Эгроссимойона, место жреческих городов и великих храмов. Издревле здесь возносились молитвы Аделинаам, сюда перед коронацией совершали пешее паломничество все императоры, чтобы вымолить себе достойное правление и вечную память в веках. Большинство из них было уже забыто... Теперь здесь царил тот же угрюмый хаос, что и на всей планете-могильнике, лишь кое-где торчали осыпавшиеся руины монастырей и храмов – словно осколки зубов в челюсти черепа.

Марс, к удивлению Кромлеха, не был красными. Вернее, был, но не только: красновато-коричневато-киноварных оттенков более чем достаточно, но вместе с ними были и желтовато-охристые, и пурпурные, и лиловые, даже зеленые и голубые породы, перемешанные самым прихотливым образом. Причудливая пестрота здешнего мира несколько примиряла душу с его мертвящей сущностью.

Монотонному пути среди скал не было конца. Низкая гравитация и сильные нижние конечности давали эгроси возможность передвигаться очень быстро – мощными низкими прыжками. Но и для них спуск был великим испытанием, а привыкший к ласковой водяной среде Гротов Благой ужасно мучился, неуклюже подпрыгивал, спотыкался, останавливался отдышаться. Впрочем, его спутники чувствовали себя немногим лучше – они тоже впервые вышли под открытое небо своей планеты.

- Держись, Благой-дио, - возникла в его мозгу ободряющая мысль одной из его спутниц – юной, не больше шестидесяти, Леэнмиин.

Евгений послал ей мысленную улыбку – девушка нравилась ему своей нечастой среди эгроси непосредственностью. Прочие его товарищи по паломничеству этим качеством страдали в очень малой степени. Да хадж и не предусматривал ни малейшего легкомыслия. Хотя бы раз за жизнь – а лучше несколько раз – всякий верующий в Аделинаам и в благости ниспосланный им День гнева обязан совершить тяжелое паломничество из Гротов в Аделин-виири, древнюю столицу павшей империи, чтобы вознести там свои молитвы в ходе печального и изощренного ритуала.

Много лет минуло с беседы в гротах познания с таинственным эгроси, которого Кромлех сейчас склонен был считать призраком, созданным его собственной психикой, чтобы осмыслить непостижимые людским сознанием категории. Тогда Евгений еще не был полноценным эгроси, а гораздо больше – человеком. И дело не в том, что общество Гротов отвергало его – совсем нет: эти существа, похоже, не обращали внимания на то, что он инопланетянин. Он мог бы спокойной жить здесь, предаваясь лишь познанию. Но Евгений сам хотел утвердить себя в этом мире. Поэтому он записался в корпус стражей Гротов и ушел сражаться с «молодью Тайишаиш» – потомками храбрых и жестоких пиратов острова Гриизийя.

Пока паломники молча с натугой тащились по скалам, в памяти Благого вставали военные картины.

...«Варисс!» – вспыхнуло в его мозгу резкое предупреждение командира.

Благой быстро натянул защитную маску, прижался ко дну грота, отключил дыхание и плотно сжал жабры.

Варисс – отравляющее вещество, которое выпустили враги, засевшие в атакованном его боевой группой укреплении, пойдет в основном по верхним слоям воды. А вот близ дна есть хороший шанс остаться в живых. Выше – почти нет.

Изжелта-лиловые маслянистые космы варисса распространялись неторопливо, но неуклонно. Это было жуткое оружие, запрещенное общим советом Гротов много веков назад, но все равно периодически используемое в здешних скоротечных и жестоких войнах.

Главное – выдержать, не поддаться безумному жжению. Кожа потом восстановится, но если отрава попадет на внутренности, они превратятся в отвратительное желе. И тогда – мучительная смерть. Эгроси могли не дышать очень долго – дольше, чем варисс сохранял в воде свои ядовитые свойства. Но от него плавилась их кожа и это причиняло такую невыносимую боль, что жабры рефлекторно раскрывались. Тогда яд попадал в организм, выжигая его изнутри.

Благой видел, что двое или трое его товарищей уже безжизненно болтаются в воде. Перед этим его мозг терзали их отчаянные, исполненные жуткой мукой предсмертные сигналы.