Павел Виноградов - Четвертый кодекс

- Да… Но я его учил еще в Пит… Ленинграде, в школе… Я еще знаю английский и французский. А недавно начал учить испанский.

- Похвально, – Столяров покачал головой. – И русский вы отлично сдали. Может быть, вам стоило пойти на филологию?

- Я хочу учиться на историческом, – твердо ответил Женька, посмотрев профессору в глаза. Тот отвел взгляд.

- Вы еще очень молоды. Еще же и семнадцать не исполнилось? Есть время подумать, определиться…

- Я хочу изучать древних майя, – ровно ответил Евгений.

Профессор вздрогнул и несколько секунд молчал, пристально глядя на юношу.

- Майя? А почему именно их?

- Я хочу прочитать их письмена, – последовал спокойный ответ.

Столяров откровенно усмехнулся.

- Это вряд ли выполнимая задача, – мягко сказал он. – Проблема дешифровки майяской письменности неразрешима.

Кромлех поднял голову.

- Так называется статья немца Пауля Шелльхаса. Я читал ее, – ответил он. – Думаю, Шелльхас ошибся.

- Думаете… он… ошибся? – делая иронические паузы, переспросил профессор.

Женька кивнул.

- То, что создано одним человеческим умом, не может не быть разгадано другим, – тихо произнес он.

В глазах Столярова что-то блеснуло.

- А вы не по годам мудры, – глядя на абитуриента с некоторым удивлением, заметил он. – И, знаете… пожалуй, мы закончили собеседование.

На следующий день Женька нашел себя в списке поступивших на истфак. Вместе с соседским Колькой он купил две бутылки водки и напился. Не в первый и не в последний раз.

Все это проходило перед Евгением Кромлехом сейчас, когда он со стопкой водки в руках, но совершенно трезвый, обозревал кутеж, заказанный им в ресторане для диссертационной комиссии. Банкет был обязательной частью защиты – для нищих аспирантов часто неподъемной. Ему помог деньгами Столяров.

Который в сильном подпитии, с бутылкой в одной руке и стопкой в другой, подошел сейчас к Евгению.

- Ну что, доктор, давай чокнемся!

Лицо научного руководителя Кромлеха сияло. Он залихватски опрокинул стопку и с гоготом приобнял Евгения.

- Гений ты! Ты знаешь, что ты гений?! – причитал он, хлопая ученика по спине.

Евгений продолжал оставаться трезвым – что удивительно, поскольку тосты не пропускал.

- Садитесь, Николай Алексеевич, – пригласил он научрука.

Банкет достиг апогея, и на них никто не обращал внимания.

Столяров плюхнулся на стул рядом и сразу опять наполнил их стопки.

- Женька, Женька, - едва ли не пропел он, – а я ведь до конца не верил, что тебе это удастся.

- Да я сам до сих пор не верю, – пожал плечами Евгений. – А больше всего не верю, что вот только что стал доктором.

- А-а… – махнул рукой Столяров, пренебрежительно окинув взглядом пьяную толпу ученых мужей и дам. – Думаешь, хоть кто-то из них понимает, что ты сделал? Да я и сам плохо понимаю. В мире специалистов по майяской письменности… трое… ну, четверо. А в Союзе ты вообще такой один. И как бы они тебе оппонировали?.. Им велели, они тебе доктора и дали.

- Велели? – поднял брови Кромлех. И тут же понял, что совсем не удивлен.

- Э-э-хм, – пробурчал Столяров. Похоже, он пожалел о только что сказанном. Однако сожаление длилось недолго.

- Эх, что там, – махнул он рукой. – Ты должен знать…

Он опять наполнил стопки, опрокинул свою и продолжал говорить. Кажется, это доставляло ему удовольствие.

- Ты ведь вообще не должен был поступить на истфак. Ди-пи, работал на немцев, хоть и мальчишкой, но все же…

Евгений кивнул.

- Я почувствовал на собеседовании, что вы не хотите меня принимать.

- Я-то хотел, – мотнул головой Столяров. – Шутка ли: пацан историю знает получше, чем некоторые аспиранты. И главное – умеет думать и хочет что-то делать в науке… Я ведь тогда еще понял, что ты гений.

Он вновь потряс Женьку за плечо. Но тут же погрустнел.

- Но знаешь ли… своя рубашка… она к телу-то поближе будет. Время такое было – чуть в сторону дернулся, и загремел по полной.

- И как же тогда?.. – Евгению действительно было любопытно.

- А ты про майя сказал, – брякнул Столяров и опрокинул очередную стопку.

- И что же? – опустошив свою, спросил Евгений.

- А то…

Кажется, профессор опять пребывал в некотором сомнении.

- В общем… – начал он. – Дело такое. Хозяин… Ну, ты понимаешь… Который покойный, с культом личности. В общем, он собирался прикрыть марксизм.

- Это как? – Кромлех вытаращил глаза. Он не ожидал ни такого признания, ни того, что его сделает именно идеологически безупречный на вид профессор Столяров, всегда производивший впечатление твердокаменного марксиста-ленинца.

Но тот лишь утвердительно кивнул.

- Еще в конце двадцатых. Тогда положения марксизма посыпались – буржуазный мир развивался не так, как классики предрекали.

Евгений ошеломленно смотрел на учителя. А тот продолжал.

- Началось с завода-автомата Ллойда Смита в Милуоки – ну, не вписывался он в марксизм никоим образом, пролетариата там не было, гегемона. А ведь это основа основ. Дальше – больше…

Николай Алексеевич дернул еще стопку.

- В общем, Хозяин все это просчитал – умен был, этого не отнимешь. Ну и пришел к единственно правильному с его точки зрения решению – СССР должен жить, принципы марксизма должны быть сохранены. Но только их видимость – для народа. А вот образованные партийцы, классиков чуть ли не наизусть знавшие, в эту схему не вписывались, могли игру разоблачить. Дальше – сам понимаешь…

- Нет человека – нет проблемы, – с потемневшим лицом кивнул Евгений, вспоминая изуродованную руку отца.

- Ну, чтобы это дело замаскировать, – продолжал Столяров, не заметивший гнева Евгения, – под замес и многие другие попали. А потом и исполнителей – к ногтю. И концы в воду.

- А майя-то тут причем? – передернул плечами Женька.

- Ты слушай, слушай. Когда всю ленинскую гвардию выбили, Хозяин, видимо, собирался постепенно открывать народу, что социалистический эксперимент закончился, а дальше будет обычная империя. С ним во главе, конечно. Но тут война, не до того стало. Потом страну надо было восстанавливать, и социалистические лозунги опять очень пригодились. А потом он умер.

- А майя? – гнул свою линию Женька.

- Майя… – Столяров помолчал. – Майя в марксизм ведь тоже не вписываются, сам знаешь.

- Да, – кивнул Евгений, – Энгельс писал, что у них не было классового общества…

- А если не было, - подхватил Столяров, – значит, не могло быть ни государства, ни армии, ни, тем более, письменности. А ты эту письменность взял и прочитал.

- Но вы же сказали, что проблем не будет, когда я за эту работу брался…

- Сказал. Потому что уже имел разрешение…

Профессор понизил голос, нагнулся, чтобы быть к Женьке поближе и вполголоса сказал, неопределенно мотнув головой назад: