Александр Бахмет - 15-кратный зум [СИ]

— Но у вас оборудование, мягко говоря, антикварное…

— Зато исправно работает. Ты представь, что я буду делать, разогнавшись для пространственного скачка, если при этом у меня откажут системы скачка или двигатели? Я согласен, техника может не быть долговечной, так пусть она будет просто вечной. Посреди Космоса или на какой-нибудь планете я не смогу вызвать техника, который заменит мне один блочок на другой. Этот блочок должен допускать ремонт. А устроен он должен быть дубово! Прост как дверь. В некоторой степени, это всё — как бы тренировка. И я, и мои жёны постоянно тренируем мозги, а весь наш Корабль всегда может быть восстановлен в исходном виде. И ешё один момент: как это ни странно, самых важных для меня деталей и агрегатов, почему-то, в продаже нет. И не только в вашем мире. Иногда, кое-что я нахожу на захолустных планетах. Ты, разве, не сталкивался с такой ситуацией — в супермаркетах в изобилии продаётся разный товар, но нет того, что нужно тебе? Именно поэтому, надёжнее всё необходимое делать самим. Вот так!

Я опять присосался к соломинке и в голове снова чуть затуманилось. На эстраде певец пел старинную песню. "Лунный свет в водке…". Я глянул в окно на диск Корифея. Похоже, это титульная песня ресторана "Москва".

Заиграл телефон. На экране появилась надпись "Роксана". Я нажал кнопку отмены звонка. Через минуту телефон опять заиграл, а на экране уже было "Натача". Я опять отбил звонок. Потом были по очереди Саль-яла, Хелена, Хафиза… Я чуть было не смягчился, когда позвонила Корасон, но сохранил твёрдость духа и опять нажал "Отбой". Потом позвонил Фархад.

— Я слушаю, — не выдержал я.

— Отец! У тебя всё в порядке?

— Конечно! А что?

— Да так… Мама спрашивает…, - он замялся.

— … не пора ли меня забирать? — мне было интересно, как мои жёны словесно оформят трогательную заботу обо мне.

— Нет… всё ли у тебя хорошо, — он совсем запутался.

— Кто ближе всего к тебе? Дай ей трубку!

— Али! Может, нам приехать? — голос Дейлы.

— Всё под контролем! — ответил я.

— Но, ты хоть не пей много!

— А почему вы решили, что я пью?

— Датчик положения указывает, что флайер стоит перед…

— Всё правильно! Но только я не в зале, а в подвале. Меня скрутили террористы и требуют выкупа! — я выключил телефон.

Марков мотнул головой.

— Может быть, тебе не следовало бы с ними так. Они же беспокоятся… — он вдруг изменился в лице. — Привет, солнышко! Не беспокойся, я рядом с ним. Он — как стёклышко.

— То есть остекленевший, — подсказал я.

Конечно же, Лейла не могла не участвовать в этом процессе. Марков ещё минутку поворковал с ней и замолчал. Ненавижу эти телефоны: невозможно понять, с кем говорит твой собеседник — с тобой или с кем-то, невозможно также понять, когда он закончил говорить по телефону и обращается к тебе.

Я присмотрелся к Олегу — кроме очков, на его голове не было ничего. А вот очки…

— Слушай! Где у тебя телефон? — спросил я.

— Как это где? Вот! — он поправил очки. — А разве у вас таких нет? Мне казалось, что все твои жёны…

— Нет! У них обычные солнцезащитные.

Марков аж подпрыгнул. Я представил, как он считает в уме свои комиссионные.

— Как же так? Это же очень удобно! У нас ком-очки используют так давно, что даже… — он пожал плечами. — Даже странно…

Я шлёпнул себя по лбу.

— Это же надо! А я считал, что у тебя нарушено зрение!

Мы рассмеялись. Марков тем временем впал в глубокую задумчивость.

— Али! Если вы не пользуетесь ком-очками, то это значит… что…

— Значит что…? — повторил я.

— Значит, что нам с тобой надо поговорить, — закончил он.

— Так в чём проблема?

— Не здесь! — он огляделся.

— Ты хочешь мне продать партию этих ком-очков?

— Это само собой. И ещё кое-что. Это гораздо дороже, но я уверен, что ты не откажешься.

Я пожал плечами.

— Ну ладно. Тогда возвращаемся!

Мы уже направились к выходу, когда к нам подошёл какой-то тип. Вид у него был… ну, как бы это точнее сказать… прямо, как у сутенёра. В конце концов, он им и оказался.

— Господа! Не желаете ли девочек? На любой, самый изысканный вкус.

Он, кажется, собирался меня удивить. Я пренебрежительно фыркнул.

— У меня своих хватает. На любой вкус.

Он нахмурился и ржаво заскрипел единственной извилиной.

— А ты знаешь, что это моя территория? — его голос из подобострастного моментально стал грубым.

— Меня это не волнует, — буркнул я.

— А ну, стой! Давай разберёмся! — он загородил мне дорогу, а от входа к нам двинулись ещё два здоровенных бугая. Охранник ресторана, показавшийся было из зала, нырнул за ближайшую колонну.

У меня не было желания с этими придурками объясняться, и я молча вынул пистолет. Это была ошибка, поскольку бугаи тоже выхватили пистолеты.

— Стойте, стойте, господа! — заорал Марков, размахивая руками над головой. — Это недоразумение!

— Бросай пушку! — скомандовал сутенёр.

Я решил потянуть время и, как оказалось, не зря.

— Руки вверх! Не двигаться! — я чуть не прослезился от этого родного, милого голоса.

Натача уже забирала пистолет у одного верзилы, а другого разоружила Изабель. Мои жёны, все четырнадцать, вооружённые до зубов, в армейских ботинках и в полевом камуфляже, заполнили вестибюль ресторана. Корасон, со своим любимым пулемётом на ремне, подошла ко мне.

— Эй! А почему он не бросает свой пистолет? — возмутился сутенёр.

— Потому, что это мой муж, — с улыбкой ответила Корасон и наклонилась, чтобы поцеловать меня.

— Извините, а нельзя ли…? — жалобно проблеял этот мужик.

Я посмотрел на него и рассмеялся. Конечно, это была случайность, но ствол пулемёта оказался прямо у него под носом. Отверстие, в которое спокойно можно засунуть указательный палец, произвело на него неизгладимое впечатление.

Тем временем двух громил развернули лицом к стене. Со спины они выглядели как милые, добродушные ребята, мягкие и пушистые, и даже не пытались сопротивляться. Натача подошла ко мне и тоже поцеловала.

— С тобой всё в порядке, дорогой?

— Благодаря вам — да, — ответил я. — Вы как здесь оказались?

— Мне показалось, что тебе понадобится наша поддержка.

— Ты, как всегда, оказалась права, моя лапочка, — я обнял её. Просвечивающий через слой грима синяк и припухшая губа придавали старшей жене вид агрессивной задиры.

— И ты не сердишься, что я нарушила режим ареста?

— Конечно, нет, моя радость.

— И на меня тоже не сердишься? — спросила оказавшаяся здесь же Хелена. Над бровью у неё белел пластырь, а волосы были огненно-рыжего цвета.

Она поцеловала меня в губы, а мой противник стоял рядом с разинутым ртом.

— Это что за б… баб… женщины?

— Это мои жёны, — ответил я, отпустив Хелену и целуясь с Назирой.