Сергей Алексеев - Сборник Сокровища Валькирии. Компиляция. Книги 1-7

Полковник больше ничего пока не хотел. Дров — специально напиленных берёзовых чурбачков — хватило бы до утра. И вина бы хватило, и тепла, только бы ночь не кончалась…

И вдруг в этот момент радости, оживления души и забытых чувств, в миг тишины, когда даже дрова не стреляли в камине, взорвался и опалил всех огнём незаметный Нигрей.

— Не могу! — закричал он и ахнул гитару об угол камина. — Не могу!! Всё, не могу… Эдуард Никанорович! Убей меня! Растопчи меня! Я трус! Я предатель! Я — мерзкая блевотина!.. Эдуард Никанорович! Я предал тебя! Ты спас меня, ты ко мне, как отец!.. А я — предал.

Он не знал, что ещё говорить, и только тряс кулаками над своей головой. И как от всякого взрыва, заболело в ушах, зазвенело пространство.

— Что с тобой, Витя? — наконец спросил полковник, медленно возвращаясь к реальности.

Нигрей подтянул колени к подбородку, сложился в комок, уткнул лицо.

— Мне стыдно смотреть…

Полковник ощутил, как напряглось плечо Капитолины под его ладонью и будто током пробило её безвольное тело.

— Я предал всех. Я вас всех сдал!..

— Прекрати истерику, — полковник сорвал «чалму», швырнул в огонь. Полотенце накрыло огонь, угли, и в зале потемнело.

— Прости, Эдуард Никанорович, — Нигрей встал. — За истерику прости. За всё остальное мне прощения нет. И я знаю, что мне нужно сделать.

Умные оленицы бесшумно покинули зал и растворились где-то в чащах охотничьего терема.

— Говори, Витя, — Арчеладзе взрыл угли щипцами. — И включите верхний свет!

Под потолком вспыхнула люстра из оленьих рогов: тупые рожи кабанов взирали бесстрастно каменными глазами.

— Никанорыч, убери уши, — вдруг сказал Воробьёв. — Ну, прошу тебя!

— Молчать! — Полковник швырнул щипцы. — Говори, Виктор.

Капитолина села и подобрала ноги.

— Понимаю… Мне уйти, да?

Полковник обнял её плечо: возле огня ей вдруг стало холодно…

— Слушаю, Витя…

— Я влетел, товарищ полковник, — вымолвил Нигрей. — На «мочалку» не хватило сил… Нет, я хотел, но замёрз. И не успел. Не смог. Впрочем, что теперь!..

— К кому влетел?

— Владельцу вишнёвого «Москвича».

Арчеладзе непроизвольно вздрогнул, и это ощутила Капа — на мгновение отпрянула от него, затем и вовсе отстранилась.

— Продолжай…

— Похоже, он профессионал. Но чей человек — неизвестно, — Нигрей говорил глухо, будто сквозь повязку. — Выждал меня… Видел, как я отрабатывал объект. Всё видел… И взял у машины, вытряс всё, и «мочалку».

— Продолжай, Виктор…

— А всё, Эдуард Никанорович, — выдохнул Нигрей. — Сделал копию плёнки. Аппаратура была в «Линкольне»… Я виноват, я первым стал искать компромисс. Он диктовал, вязал по рукам и ногам… Очень осторожный и какой-то… неуязвимый. Хотел вырвать у него «мочалку»! И руки согрелись, кофе с ним пил… Не мог! Не знаю почему! Не знаю! Какое-то оцепенение…

— Как у кролика перед удавом, — мрачно заметил Воробьёв. — В штанах-то ничего?..

— Уйди, кошкодав, — тихо предложил полковник. — Ступай в лес грибы собирать.

Воробьёв неловко выбрался из-за стола, опрокинув несколько рюмок, и поплёлся к двери.

— Поверить трудно, — сказал Нигрей. — Но это так… Потом я пытался анализировать своё психическое состояние… Не исключаю, что он воздействовал психотропиком. Хотя кофе пили из моего термоса, сидели в моей машине. Он и не прикасался ко мне, разве что стволом пистолета, когда брал. Я не знаю, что это! Не знаю!

— Спокойно, майор…

— У меня сильно заболело под ложечкой. Ком стал вот здесь, — он приложил руку к солнечному сплетению. — Сначала думал, желудок болит. Когда-то эрозия была… Только вышел из машины — всё прошло.

— Почему ты решил, что он — профессионал? — спросил Арчеладзе.

— Поведение… Спокойный, как танк, — Нигрей глубоко вздохнул и, показалось, всхлипнул. — Весь разговор в его машине записал на плёнку. А мой материал обещал не использовать против меня и против вас… Обставлял меня со всех сторон, требовал сотрудничества, обмена информацией… Сегодня утром заявился ко мне, спрашивал об иностранце. Кристофер Фрич исчез из гостиницы.

— Исчез? — вскинулся полковник. — Почему наша служба не доложила?

— Не знаю… Я от него услышал, что иностранец исчез.

— Значит, этого «вишнёвого» интересует Фрич?

— Похоже, так… Но ещё и Зямщиц, и… ваши отношения с Комиссаром. — Нигрей помедлил и добавил: — Он показал золотой значок. Который должен быть у вас, товарищ полковник.

Арчеладзе ощутил, что и у него заболело в солнечном сплетении.

— Ты не ошибся?

— Нет, поднёс к самому лицу. Ещё и потряс на ладони…

Капитолина сидела у ног в позе кающейся Магдалины: только обращалась к огню в камине, тянула к нему руки и что-то шептала…

Полковник встал, выключил верхний свет, погасил газовые рожки, и в зале всё стало багряным и тревожным от пламени.

— Почему сразу не признался? — жёстко спросил Арчеладзе. — Почему промолчал в самолёте?

Нигрей подтянул к себе разбитую гитару, поскрипел свёрнутыми в кольца струнами и промолчал. Полковник вырвал у него гриф со щепастыми обломками и бросил в камин. Отскочивший красный уголь упал на медвежью шкуру перед Капитолиной, остро запахло палёной шерстью. Она же сидела и смотрела, как струится синий дым. Арчеладзе аккуратно взял уголь щипцами, положил в огонь.

— Понял свою вину?

— Всё понял, — тихо выговорил Нигрей. — Я пойду… В лес, грибы собирать… Разрешите идти, товарищ полковник?

— Сдай оружие и иди, — приказал полковник.

— Оружие?.. Но у меня нет оружия. Я не взял…

— Врёшь! — отрезал Арчеладзе. — В заднем кармане, в брюках…

Нигрей достал пистолет, подержал его на ладони.

— Эдуард Никанорович… Но как мне теперь? Я не могу после этого… мне мерзко…

— Сможешь!

— А честь офицера?..

— Посмотрите какие мы честолюбивые! — взвинтился полковник. — Ты где работаешь? Ты где служишь? В гусарах? Или в жандармах?.. Честь офицера!

Ему хотелось наорать на него, затопать ногами, дать по физиономии, как истеричной барышне, однако он вспомнил прошлую ночь, упаковку нитроглицерина и приступ головной боли, вызванный просто резким расширением сосудов. Молча налил себе стакан вина и выпил, будто воду. Нигрей положил пистолет на мраморную плиту возле каминного зева.

— Всё равно мне не пережить…

— Ну, иди утопись! Удавись!.. А может, яду дать?

— «Мочалку».

— Какие мы храбрые! — язвительно произнёс полковник. — «Мочалка» была у тебя! Что же ты сплоховал? А теперь тут мне устраиваешь спектакль!.. Браво! — Он похлопал. — Я прослезился! Я в восторге от твоей решимости! Ты раскаивался блестяще! И время подобрал подходящее…

Нигрей вышел из света камина и как-то неслышно побрёл к выходу. Полковник понял, что его нет в зале, лишь когда колыхнулся огонь от закрываемой двери. Капитолина съёжилась, подобрала ноги и каким-то судорожным движением пыталась натянуть предательски ползшую вверх юбку. Арчеладзе налил шампанского в два хрустальных бокала, один поднёс ей; утратившая символ женственности Капа напоминала испуганную, прижатую к полу птицу. Бокал дрожал в её руке, шампанское плескалось на голые колени и вспенивалось, словно на раскалённой сковороде.