Сергей Алексеев - Сборник Сокровища Валькирии. Компиляция. Книги 1-7

— Да, но Христа в этом возрасте уже распяли, — блеснул знаниями участковый, чем слегка насторожил.

— Это Христа, а я простой смертный…

— Ладно, проверим. Как в тайге-то оказался?

Выяснить у старичка название посёлка и в каком он районе, я не успел и не имел даже представления, по какую сторону хребта нахожусь, в Европе или Азии. А надо было назвать не только причину, по которой приехал сюда, а ещё отправную точку, чтоб сориентироваться по времени.

Участковый называл леса тайгой, значит, скорее всего это Сибирь, точнее, восточная сторона Урала, возможно, Тюменская область. А если я попал в Свердловскую?…

— Не помню, — сказал на всякий случай.

— Как не помнишь? Пьяный был, что ли?

— Да нет… Вспомнить не могу.

— Интересно. — Сапоги у него заскрипели. — И когда начались провалы в памяти?

— Я недавно очнулся, ещё плохо соображаю…

— Где документы? Паспорт?

Все вещи остались на заимке, но выдавать её нельзя было ни в коем случае.

— Сгорели вместе с одеждой, — сочинил я на ходу. — Развесил сушить у костра, и уснул…

— Уснул!.. А знаешь, что теперь для восстановления паспорта тебя надо отправлять в спецприемник? На месяц!

Об этом я знал отлично, и знал ещё то, что истощённого и слепого туда не примут, в любом случае отправят в обыкновенную городскую больницу, а значит, все запросы и установление личности сделают (обязаны!), пока я лежу здесь. И выдадут справку.

— Я и так много пропустил… — залепетал я. — Конец учебного года, сессия…

— Будет тебе сессия на нарах! Если ты не можешь вспомнить, как в тайгу попал — какие экзамены?

— Ну чего ты пристал-то к парню? — вступился старичок. — Знаю я ихнего брата. Конечно, надрались в компании, вот и попал…

— Ты, Григорьич, помолчи пока, — попросил участковый. — Он должен сам вспомнить.

— Да где он вспомнит? Вон ко мне каждое лето едут из Перми, и студенты, и учёные, — затараторил дедок, наверняка подсказывая мне. — День сидят на Колве, вино хлещут, медовуху да песни поют, а ночью на гору залезут и летающие тарелки смотрят. Трезвые — так ничего не видят, а как напьются!.. И было, терялись!

И так, я находился в Пермской области, где-то на севере, поскольку река Колва там, и сейчас есть от чего плясать!

— Заблудился в лесу, — проговорил я. — Ночью отошёл от костра и дальше не помню…

Видимо, участковому не очень-то хотелось вдаваться в подробности и версия моего соседа по палате для него была убедительной, по крайней мере, пьянкой он мог объяснить, почему я оказался в тайге. И мне она понравилась (причём так, что я потом с лёгкой руки старика действие романа перенёс на Чердынь, Колву и Вишеру), однако «признаваться» впрямую нельзя и отвечать следует, ничего не утверждая.

— Ну, когда у тебя память отшибает? После бутылки? Двух?… Сколько выпили-то?

Я вспомнил, о чём просят студенты, когда попадают в вытрезвитель.

— Очень прошу вас… Не сообщайте в университет. Могут отчислить, много пропустил…

Участковый начал воспитывать, и это был хороший признак.

— Нажрался, заблудился, теперь из-за тебя надо сан-борт в райцентр гнать! А ведь не пацан, тридцать три года!

— Не надо санборт, — попросил я. — Отлежусь немного и уеду сам. Только не сообщайте…

— На чём уедешь? Весна, дороги развезло и ни одного моста на речках.

— Да уж, нынче весна так весна. — добавил старичок. — Зима снежная была, в горах столько навалило…

— Нет уж, отправим, и ещё вертолёт оплатишь! — заявил участковый.

— Откуда деньги? На стипендию живу…

— Привыкли! Если студент, значит, никакой ответственности! Отпустят волосья и ходят, недоросли, мать вашу…

— Чего уж так-то? — опять вступился дедок. — Ну, бывает, ошибся молодой человек. Все мы не святые…

— Ладно, отлёживайся, — слышно было, участковый сумку взял с тумбочки. — До чего себя довёл, а? Дистрофик!.. Хоть понял что-нибудь?

— Понял, на всю жизнь наука, — забормотал я ему в след. — Спасибо!

— А ты ведь не по пьянке в горах-то оказался, — уверенно сказал наблюдательный дедок, когда тот вышел. — И никакой ты не студент. Я их за версту чую.

— И тебе спасибо, дед, выручил. — Я сел на кровати, спустив ноги.

— Любопытно мне, как бы отбрёхиваться стал, спроси он про глаза? Отчего они заболели-то? Сразу оба на ветку наткнул? Или сор попал? Может, трахома?

— Не знаю, что-то сделалось…

— Зато я знаю. У тебя глаза свету боятся, верно? Если б ты всё время на свету был, с чего бы забоялись-то? Значит, долго в темноте сидел, глаза и отвыкли. И выходит, ты не по тайге плутал, а где-то под землёй, в пещерах.

— У тебя железная логика, Григорьич.

— Да, логика есть — зубов нету, — мгновенно ответил он. — И долго плутал ты, пожалуй, месяцев пять.

— Не угадал. Всего три недели…

— Это ты милиционеру скажешь, три. Волосы-то у тебя тёмные и только концы на солнце выгорели. Значит, на четверть отросли без света.

— Сейчас так модно, я концы обесцветил.

— Чем обесцвечивал-то?

— Перекисью.

— А, тогда конечно, — будто бы удовлетворённый моим сообщением, старичок замолчал.

— На улице сейчас темно? — спросил я.

— Да уж первый час, пора спать ложиться. Больница хоть и поселковая, а соблюдать режим надо. Я ведь завтра домой! Доктор здесь строгий. Обычно за нарушение режима выписывают, тут наоборот… А я так по дому соскучился.

— Тогда выключай свет и ложись.

— И то верно. — Он простучал пятками и щёлкнул выключателем. — Сплю я крепко, ничего не слышу, так что… А пещера есть, длинная, со всякими ходами. Её только местные знают, и то не всякий… Зайти можно от истока речки Берёзовой. Значит, автобусом до Вижая, а там пешочком вёрст тридцать будет. Думаю, туда тебя занесло, а куда ещё? В неё ведь попадёшь, так можно не то что пять, и десять месяцев блукать. Один раз я залез — мать родная!

Не договорил и заскрипел сеткой кровати.

— Спасибо, Григорьич.

Стянуть повязку с головы не удалось, глаза замотали профессионально, пропустив бинт под волосами. Я нашёл узелок, раздёргал его и раскрутил повязку, под которой оказалась ещё и бумага, вероятно, светонепроницаемая.

И разлепил веки.

Прежней нестерпимой боли я не ощутил, хотя глазницы начинало ломить от лёгкого движения глаз, полос и чёрных зигзагов тоже не было — окружающий мир оказался залитым молочными, непроглядными сумерками, в котором я не увидел даже своих рук, поднесённых к лицу. Проморгался, протёр глаза — бесполезно…

Подождав, когда дедок засопит, я встал на ноги, сделал два шага — вроде, ничего, даже не качает, только суставы скрипят. Нащупал перед собой тумбочку, за которой оказалось окно — обыкновенное, деревенское, с выставленной зимней рамой и услышал за стеклом шелест листвы.

Всё-таки была весна…