Геннадий Хромушин - Фантастика 1979

А потом она плакала — необъяснимо, беззвучно, давясь слезами, и он ее успокаивал, говорил какую-то чепуху. Она притихла, словно согрелась у него на груди, и вдруг сказала:

— Спеть вам песенку? Старую шотландскую песенку о Томи, который любит качели.

И запела, не дожидаясь его ответа:

— Хм — сказал он, понявший, что эту «старую шотландскую» песенку она придумала сама, и обрадовался, что догадался сам — без ее объяснений. — А дальше?

— А дальше песенка грустная, — сказала она. — Но все равно конец у нее хороший.

И вновь запела:

— Хорошая песенка, правда?

— Угу. Значит, вы от счастья плакали?

— Угу. А вы этого не поняли?

Они опоздали и на троллейбус и на метро. Оказалось что она живет на Выборгской стороне, где-то у черта на куличках — пешком туда и до утра не доберешься. Пришлось ловить такси, уговаривать шофера, дать ему трешку вперед, — теперь уже уговаривал и вообще был гидом Лавров, потом была длинная, молчаливая дорога по ночному городу, а в голове у Лаврова, словно на заезженной пластинке, вертелся один и тот же вопрос: «Зачем мне это?…» И еще предчувствие, что добром эта поездка не кончится.

Но где-то, уже за Невой, он вновь почувствовал у себя на плече ее голову, повернулся чуть, и опять у него под губами оказалось ее лицо, мокрое от дождя, а может, и от слез — попробуй разбери в темноте, что с ней происходит, и опять он под сердцем почувствовал ноющую боль.

— Хотите шоколадку? — услышал он шепот.

— Хм…

Он и в самом деле не знал, хочет ли есть, голоден ли, и она этот вопрос решила за него сама: вытащила плитку, развернула и стала кормить его дольками.

Таксист не довез до дому — дорогу преградила свежая траншея. Пришлось выбираться под дождь, Томи сказала, что дойдет сама, что тут уже рукой подать, а с Выборгской сейчас к Исаакию можно выбраться только на такси, но, пока он соображал, как поступить, таксист уже уехал.

— Пойдемте, — сказала Томи и дотронулась до его руки.

Она жила в старом трехэтажном доме напротив какого-то завода. В квартире было много хозяев, он догадался об этом по разноцветным почтовым ящикам, набитым на дверь, и в нерешительности остановился на площадке:

— Ну вот и ваш дом…

— Не будете же вы стоять здесь всю ночь, — улыбнулась Томи. И добавила, едва усмехнувшись: — Я одна живу. Отец, когда мне исполнилось восемнадцать, переехал на другую квартиру.

Она запнулась на слове «переехал», и он догадался, что отец ее не переехал, а женился.

У нее была высокая и длинная комната с циркульным окном. Шкаф у двери, за ним тахта, стол с коробками пластилина, карандаши в стаканах…

— Это мамина комната, — сказала Томи тихо. — Она здесь жила почти всю блокаду. Не захотела эвакуироваться…

И — через небольшую паузу:

— Я сейчас приготовлю чай.

— Нет, нет, — запротестовал Лавров. — Уже поздно — какой чай?

— Да? — удивилась она. — Ну тогда…

Она открыла шкаф, вытащила белье, подушку, быстро постелила на тахте и сказала, глядя в пол, точь-в-точь как в вестибюле гостиницы:

— Ложитесь.

И она выскочила из комнаты.

«Черт побери, — выругал он себя. — И номер есть, а вот… Однако что теперь делать?» И вслух сам себе ответил:

— Спать.

Потушил свет, разделся и лег. Минут через пять дверь осторожно открылась: «Можно? Вы легли?» — но он промолчал, он увидел, что в дверном проеме торчит угол раскладушки.

Раскладушку можно было поставить только рядом с тахтой. Она постелила, разделась за дверцей шкафа и в ночной, до пят, сорочке — все это он видел сквозь смеженные веки — юркнула под одеяло.

— Спокойной ночи, — прошептала она.

И тут он понял, что круглый идиот и в какую влип глупейшую историю.

Утром он проснулся. И сразу все вспомнил, и ощутил под сердцем ноющую боль. «Этого еще не хватало, — разозлился он на себя. — Не надо было быть слюнтяем… А может, она не спала всю ночь?» Повернулся на бок, чтобы увидеть раскладушку, а увидел широко открытые, темные и тревожные глаза.

— Не спится, Томи? — сказал он как можно бодрее и все же фальшивя.

— Я сейчас встану, — быстрым шепотом сказала она. — Отвернитесь, пожалуйста, к стене.

Он отвернулся, закрыл глаза, но все равно все видел: и как она откинула одеяло, и как опустила ноги на пол, и как прошла за дверцу шкафа… «Дурак», — скрипнул Лавров зубами.

Когда он выходил из комнаты, в коридоре была уже женщина.

— Доброе утро, — вынужден был он поздороваться.

— А? — широко открыла глаза женщина. — Доброе… — Она с любопытством, но в общем-то безобидным любопытством осмотрела его с ног до головы и забросала вопросами: — Значит, это вас вчера Томи таскала по городу? Вы впервые в Ленинграде? Понравился вам город? С гостиницами у нас только плохо. Но мы вас устроим, у меня приятельница в «Октябрьской»…

— Спасибо, — вставил наконец слово Лавров.

— А, Томи! — повернулась женщина к двери ванной. — Опять ночевала на раскладушке? А я думаю, кто взял? А чего ты не пришла к нам? У нас же диван…

— Вы уже спали.

— Спали? — всплеснула руками женщина. — Ну и что? Нет, Томи, ты все-таки несносная… Чай будете пить? — снова вспомнила она о госте.

— Нет, нет, ехать надо, — испугался Лавров и потянулся к плащу на вешалке.

— Я вас провожу, — тихо, не глядя на него, сказала Томи. — Вы не найдете остановки.

— Нет, что вы! Объясните, все найду сам.

Он заехал в гостиницу, побрился, умылся, выпил две чашки кофе в буфете, но боль под сердцем так и не прошла, «Стенокардия, — решил он. — Этого еще не хватало!»

Весь день прошел в переговорах, в утряске разных пунктов протокола согласования… Да что уж кривить душой: покладистым он был в тот день, ряд пунктов стоило бы отредактировать иначе, в свою пользу, но спорить с таким любезным начальником конструкторского бюро… И все время он помнил, ни на секунду не мог забыть о том, что в другом конце зала, за высокой доской кульмана в огромном, не по росту халате сидит и прислушивается к спорам за «круглым столом» маленькая сероглазая женщина. «Ты любишь качели, Томи? Вверх-вниз, вверх-вниз…» Раза два он даже тряс головой, чтобы избавиться от этой прилипчиво-тоскливей песенки, и был бесконечно рад, когда начальник СКБ распустил наконец своих коллег и пригласил Лаврова к себе в кабинет — подписывать отпечатанный протокол.

— Итак, — улыбнулся начальник СКБ, — по самым скромным подсчетам, мы с вами сэкономили пару дней. В вашу пользу — будете иметь возможность получше познакомиться с Ленинградом.