Геннадий Хромушин - Фантастика 1979

Филатов недоверчиво качнул головой, а Кириллов, подавшись вперед, с напряженным вниманием рассматривал Иванова.

— Что ж, — произнес Филатов, перебирая бумаги в лежавшей перед ним папке, — в вашей характеристике, которую мы запросили из университета, сказано: «Вдумчив, обладает несомненной физической интуицией, быстро усваивает материал. Одарен блестящими математическими способностями…» И так далее. В общем, как физика вас хвалят. Может быть, потому у вас к этим самым полям и волнам такая чувствительность?

Кириллов заметил, что на лице Иванова промелькнула легкая улыбка.

— Но мы, — продолжал Филатов, — рассматриваем не невидимые волны, а явно видимую вещь: самосвал не столкнулся с автобусом и не мог с ним столкнуться. И у вас нет доказательств того, что это могло быть.

— Если хотите, — ответил Иванов, — я могу доказать свою способность предчувствовать движение простым и наглядным способом.

Филатов пожал плечами, как бы разрешая ему действовать. Иванов встал, вынул из кармана пятак и протянул его Филатову.

— Бросайте пятак. Мне предварительно лишь скажите, как вы его кладете на палец. Орлом или решкой вверх. А я точно скажу вам, как пятак упадет.

Филатов мысленно упрекнул себя за то, что соглашается на игру в орлянку с человеком, который того и гляди станет подследственным. Тем не менее он не смог побороть в себе искушение проверить результаты этого простого опыта. Видя, что и Кириллов заинтересован не меньше, Филатов взял пятак и, перед тем как бросить его, сказал:

— Насколько я знаю, вероятность падения монетки орлом или решкой при большом числе бросаний совершенно одинакова. Половина на половину. Угадать правильно, наверное, можно тоже не больше.

— Я правильно предскажу все падения. Как лежит монетка на пальце?

— Орлом.

— Бросайте!

Подброшенная щелчком монетка, вращаясь, подскочила кверху, и, пока она, падая, находилась еще в воздухе, Иванов сказал: «Орел» — и незаинтересованно отвернулся, всем видом показывая, что абсолютно уверен в правильности ответа.

— Верно, орел, — подтвердил Филатов, показав Кириллову на монетку.

Филатов кинул монетку еще и еще раз. Потом ее несколько раз бросил Кириллов, затем опять Филатов. Каждый раз ответ был точен. Ни одной ошибки. И вдруг Кириллов удивленно вскинулся — брошенная монетка упала решкой, хотя Иванов сказал, что будет орел.

— Наконец-то! — воскликнул Кириллов. — Не угадали.

— Ничего подобного, — спокойно ответил Иванов, посмотрев на Филатова. — Просто товарищ следователь неверно назвал положение монетки перед броском.

По улыбке Филатова, по смущенному движению головой Кириллов понял, что это действительно так.

— Здорово! — не удержался от похвалы Кириллов. — Что же, теория вероятностей летит к черту?

— Нет, конечно, — ответил Иванов. — Теория вероятностей незыблема. Просто я, зная начальное положение монетки, успеваю просчитать число поворотов ее на первых частях траектории и затем, с учетом замедления вращения за счет трения о воздух, вычисляю результат.

— Так быстро? — недоверчиво спросил Кириллов.

— Это не такое уж быстрое движение… Так что ничего чудесного в моих предчувствиях результата движения, начало которого я вижу, нет. Так же было и с автобусом.

Изумленное выражение не сходило с лица Кириллова, однако в настроении Филатова что-то изменилось.

— И вот таким способом вы, гражданин Иванов, будете пытаться убедить суд, что поворот руля, стоивший жизни гражданке Афониной, оправдан?

Теперь удивление выразило лицо Иванова.

— Так я должен буду предстать перед судом? — спросил он. — Вы считаете меня виноватым?

— Вопрос о том, виновны вы или нет, решит суд, — ответил Филатов. — Я же прошу вас прочитать и подписать протокол нашей беседы с вами. И еще вот эту бумагу, являющуюся вашей подпиской о невыезде. — Следователь подвинул Иванову листки, вынутые из папки.

— Но почему? — не трогаясь с места, воскликнул Иванов. — Я же избрал вариант с минимальными потерями! Неужели мне нужно привести еще какие-то аргументы?

— В результате ваших действий погиб человек, — твердо ответил Филатов. — И боюсь, что ваши удивительные способности не убедят суд в том, что вы действовали правильно. Прокурор, по-видимому, предъявит вам обвинение в умышленном совершении неосторожных действий, приведших к тяжелым последствиям. В данном случае к гибели человека. Прошу вас, подпишите, — повторил Филатов настойчиво.

Иванов, не пытаясь более выражать ни изумления, ни протеста, подошел к столу и, подписав листки, спросил:

— И чем грозит мне признание меня виновным?

— Вы можете обратиться к адвокату, — сухо сказал Филатов.

«От двух до пяти лет», — мысленно ответил за него Кириллов и с сожалением взглянул на Иванова, твердо решив, что на суде, выступая в качестве свидетеля, постарается дать наиболее благоприятную характеристику его действий.

— Только вряд ли я прибегну к ним впредь, даже для того, чтобы избежать столь суровой кары, — услышал Кириллов отвечающие его мыслям, слова Иванова.

Лейтенант оторопело смотрел на Иванова. Филатов, вскинувшись, переспросил:

— Что, что?

И, отвечая теперь уже Филатову, Иванов сказал:

— Я говорю, что вряд ли последую вашему совету в отношении адвоката. До свидания.

Верховным координатором службы изучения разумной жизни во Вселенной было получено кодированное сообщение из сектора А.

«На местной транспортной артерии, — докладывал разведчик, — сложилась неблагополучная ситуация. Пришлось вмешаться. Но представители местной цивилизации расценили это как нарушение действующих установлений. Чтобы избежать наказания и продолжить изучение цивилизации в другом месте планеты, прошу разрешить трансклинизацию…»

В обратном направлении полетела краткая кодограмма:

«Трансклинизация запрещается. Не раскрывайте своих возможностей…»

Состоявшийся через три недели суд оставил Кириллова, выступавшего в качестве свидетеля, в совершенном недоумении. На просьбу защитника подтвердить свои способности «чувствовать» хотя бы так, как это было сделано на предварительном следствии, Иванов отвечал:

— Я вряд ли сумею это повторить. Боюсь, что то были лишь случайные совпадения.

Лишь один раз Кириллову показалось, что он поймал брошенный на него взгляд Иванова. «Ты знаешь, и я знаю, — как бы говорил этот взгляд. — Только мы больше никому об этом не скажем».

Суд приговорил Иванова к минимально допустимому законом наказанию. И еще долго после этого Кирилловым владело недоумение и непонимание того, что же произошло. Но судьба более никогда не сводила его с этим удивительным человеком.