Влад Тарханов - Никола Тесла: секретное оружие [СИ]

Если бы да кабы, да во рту росли грибы, то то был не просто рот, ну а цельный огород… Жанна вспомнила детскую дразнилку и сразу же расплылась в улыбке..

— Улыбаешься… эт хорошо…

Игорь, пошатываясь, направился в туалет, дверь не считал нужным закрывать, поэтому журчание донеслось и до спальни. Умеет он себя потешить, вот, блин, сейчас придется в туалете все убирать, а то и не сядешь, все вокруг залил, гадина…

Игорь рухнул в постель.

Почему-то настроение сразу же испортилось. Интересно, почему он не хочет брать домработницу, ему что, денег не хватает? Да нет, вроде…

Жанна поморщилась, взяла в руки тряпку и направилась на уборку общественных помещений.

До завершения вечернего спектакля в театре мужа оставался еще час.

Москва, Лубянка, Контора, Переделкино.

— Знаете, что такое головная боль, майор?

Голос генерала Переделкина был не просто сухим или жестким, это был шторм иронии, плюс еле-еле сдерживаемый мат в силу воспитания и профессиональных привычек.

— Так точно…

— Нет, вы не знаете, что такое головная боль. Вспомните, во сколько обошлась нам операция "Старик"? Я имею пока что в виду только финансовую сторону проблемы, я не говорю о том, что мы расконсервировали одного агента и несколько важнейших каналов. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю?

— Так точно…

— Хорошо, докладывайте. Как это получилось?

— Это было, когда мы находились в милях двадцати от побережья Кубы. Сначала я решил, что это обычный старческий каприз. Было все оговорено. Он выставил это условие внезапно, и сделал его чуть ли не самым главным.

— Старческий каприз?

— Именно, просто прихоть, старческий каприз, а тут…

— И что было в его папке?

— Она…

— В смысле она?

— Вот, посмотрите…

— Ну, давайте, не тяните. Показывайте…

Корчемный вытащил конверт, из которого на стол перекочевало небольшая стопка фотографий. На них была изображена красивая женщина с темными волосами, на некоторых фотографиях без одежды…

— Проклятая свобода, — пробурчал генерал, раскладывая стопку фотографий, — снимаются во всяких плейбоях, а я теперь из-за этого должен рассматривать фотографии голых баб, дел больше у генералов нету, как на голых баб пялиться. И как он это объяснил?

— Ему осталось полгода, максимум год жизни. И он хочет, чтобы именно она провела с этим господином его последние дни…

— Последние дни… последние дни… а что касается оружия?

— Он будет говорить о нем только тогда, когда это условие будет выполнено…

— И она обязательно должна стать его официальной женой?

— Это его условие.

— Не пытались переубедить?

— Стойко стоит на своем. Говорит, что ему все равно у кого в тюрьме умирать: у нас, у американцев, или у китайцев, но за то, что его лишили личной жизни, он хочет получить ее, эту личную жизнь, и прожить ее по своему выбору.

— Естественно, выбор самого объекта господина Дика не интересует. — спокойно заметил Переделкин, ткнув пальцем в фотографию женщины.

— Это уже наша проблема.

— Это его слова?

— Это точный смысл его слов.

— Что мы знаем о ней?

— Пока что очень мало. Актриса. То есть, учится на актрису. Уже снималась, и не только в кино.

— Это очевидно, ближе к делу.

— Замужем. Живет у мужа. Строгим поведением не отличается.

— Насколько строгим?

— Замечена в беспорядочных связях. Первая роль — во французском эротическом фильме, название "Секс и перестройка".

— Объект видел этот фильм?

— Несомненно.

— Достаньте.

— Слушаюсь. Амбициозна. Говорят, что ради роли способна на все. Даже переспать с режиссером.

— Это все? — разочарованно произнес генерал Переделкин.

— Работаем, Константин Львович.

— Активнее работайте. Я жду полнейшее досье, полнейшее, я хочу знать, какие родинки у нее подмышками… а…да, это и так видно… Простите, глупость сморозил… Вот еще, посмотрите среди наших кадров, может быть, кто-то есть на нее похожа, все-таки не весть какое уникальное личико… Не хочется привлекать к этому человека со стороны, да и получиться ли… у них, молодежи понятия о долге, патриотизме, Родине совсем не такие, как у нас… это для нас эти слова не есть пустой звук… Извините, Петр Евгеньевич, за невольное брюзжание, я не ожидал такого поворота событий…

— Можно свое мнение?

— Слушаю…

— Я проверил ее характеристики по месту учебы. В институте ее характеризуют как взбалмошную, но очень работоспособную и талантливую студентку. На парах она не работает — она пашет. Я проанализировал ее "беспорядочные" связи и обнаружил в них строгий порядок.

— Вот как? Интересно…

— Она вступает в связь с теми, кто может как-то посодействовать ее актерской карьере — охотится исключительно на продюсеров и режиссеров. Кажется, она понимает, что ее тело — это почти единственное оружие, на которое она может рассчитывать. Ей надо пробивать себе дорогу, и, как женщина трезвая, расчетливая, она пробивает себе дорогу тем, чем может. Мне кажется, стать актрисой — ее сверхцель, то, на чем мы сможем сыграть.

— Хорошо, продумайте это.

— Слушаюсь!

— Как устроили объект?

— На высшем уровне.

— Комфорта или безопасности?

— И того, и другого.

— Где именно? На Луговой.

— Выбор правильный. И начните… просмотрите загородные базы, что-то типа домика в селе, недалеко от городской черты, для американца частный дом со всеми удобствами — предел мечтаний. И еще, недалеко от Москвы…

— Выбор не велик…

— Это верно, думаю, мы приобретем объект недвижимости, черт с ним, все равно финансы, финансы… мы и так по уши влезли в это дело… если игра стоит свеч… а она того стоит… Я так думаю…

Голос генерала прозвучал на последней фразе не слишком уверенно. Поняв, что дал слабину, Переделкин одернул себя, и ровным четким тоном произнес:

— Как ваша жена, Петр Евгеньевич? Рада подаркам?

— Какое там рада. Мы расстались. Окончательно. Меня ждали уже упакованные вещи.

— Вот как?

— Я же говорил вам, Константин Львович, мне кажется, у нее кто-то есть…

— Значит, развод — дело времени?

— Так точно, развод — вопрос решенный. Я прощать ее не собираюсь. Знаете, жить в подозрениях… Да и она не захочет ко мне вернуться.

— Ну, Петр Евгеньевич, я вам не отец родной, но без совета я вас не оставлю.

Генерал Переделкин был из тех начальников, которых подчиненные как раз и называют "отец родной". Он считал, что личная жизнь его ближайших сотрудников влияет на их работу, следовательно, он, как руководитель, должен быть в курсе всех аспектов личной жизни своих подчиненных. Вот и сейчас, Константин Львович искренне считал, что развод, который уже "светил" майору Корчемному не должен отразиться на операции, которую он курирует. Умение быть жестким, и быть отцом родным одновременно было серьезным козырем старого генерала.