Борис Батыршин - Игра по чужим правилам

Рассказывая, собеседник покрывал лежащий перед ним листок бумаги кривыми, ломаными линиями и геометрическими фигурами – имелась у него такая манера. Я вздохнул: знаем мы это „на поверхности“, понять бы хоть половину из того, что они там наисследовали…

– Если совсем коротко: Десантники-наблюдатели неверно истолковали сигнал „переноса“, запеленгованный в момент, когда из будущего в 78-й год переместился твой „Мыслящий“. То есть переброс-то был, но не один – параллельно состоялся второй, причём параметры его были выбраны так, чтобы первый его как бы маскировал. Мы смогли обнаружить их в записях наблюдателей лишь потому, что представляли, что именно следует искать.

– То есть он использовал меня, как дымовую завесу? – спрашиваю. – то есть я прав, и „Десантник-инсургент“ отправился вслед за мной?

– Возможно, что и так. – Виктор пожал плечами. – Во всяком случае, иного толкования у меня нет. Характерно, что после этого и до момента ликвидации группы „наблюдателей“ ни одного „переноса“ в масштабах планеты зафиксировано не было – это мы установили совершенно точно.

– То есть, получается, что „наблюдатели“ не знали о появлении своего коллеги из будущего? Но как это возможно? Они ведь поддерживали связь с „шефом“ – пусть нерегулярную, пусть одностороннюю, но всё же…

Виктор усмехнулся.

– Так и должно было быть. Как ты оказался „подселённым“ в своё собственное, только подростковое, сознание – так и ваш „инсургент“ попал в самого себя, только раннего. Сам же говорил: он во время Вторжения остался на Земле, намереваясь вести подрывную деятельность против своих коллег. Любопытно, кстати, как выглядело слияние двух личностей, ранней и поздней? Вторая полностью подчинила себе первую, или имело место своего рода слияние личностей, как у тебя с собой-подростком.

Я поморщился. Тему взаимодействия с альтер эго я предпочитаю не обсуждать ни с кем – чересчур это личное, тонкое, чересчур уязвимое для любого постороннего вмешательства. Как представлю, что „конторским“ психологам-аналитикам придёт в голову покопаться в нюансах взаимодействия двух личностей, сидящих в нашем общем с альтер эго мозгу… б-р-р, нет уж, спасибо, я лучше пешком постою…

– Так вот, насчёт „дымовой завесы“. Как ты полагаешь, это было единственной его целью – замаскировать свой переход от собственных коллег-Десантников?

– Поначалу я именно так и подумал. – кивнул Виктор. – Тогда получают объяснения неуклюжие попытки покушения на тебя – мавр сделал своё дело, мавр может удалиться. Но потом я подумал: а ведь он выудил из тех, кто готовил тебя там, в 2023-м немало ценной информации, верно?

– Места денежных захоронок? – усмехаюсь.

– И их тоже, хотя это, конечно, далеко не главное. А главное – это материалы, осевшие в архиве разгромленного „спецотдела“. Ведь ему, как я понял, дали возможность с ними ознакомиться?

– В какой-то мере наверняка. – снова пожимаю плечами. – Но, памятуя о профессиональных, так сказать, инстинктах этих господ – уверен, что всего они раскрывать не стали. Не та школа. Показали только то, что, по их мнению, было необходимо для совместной работы.

– Как думаешь, он это понимал?

– Разумеется. Не идиот же, знает, с кем связался…

– А о том, что тебя выбрали с расчётом, что ты доверишься Константину Петровичу и попытаешься его привлечь – он был в курсе?

– Разумеется. Критерии отбора кандидата в „попаданцы“ с ним обсуждались.

– Вот тебе и версия! – Виктор прочертил на листке жирную линию, сломал грифель и отшвырнул карандаш в сторону. – „Шеф“, осознавая, что часть информации от него утаили, рассчитывает получить недостающее с твоей помощью. Для этого и записка, и вероятное предложение сотрудничества.

– То есть, он попытается меня завербовать?

– Я бы на его месте попытался. Так что подумай: может, всё же, поговорить с генералом? Я-то поступлю, как ты решишь, но – уверен, что справишься в одиночку? „Шеф“, как ни крути, профессиональный разведчик – а ты кто? Энтузиаст-дилетант, начитавшийся шпионских книжек?

– Он самый и есть. – киваю. – Только ты, Виктор, упускаешь один, как говорят в Одессе, незаметный пустячок. И, подозреваю, наш гипотетический „шеф“ тоже склонен о нём забывать. Я, видишь ли, ещё и комонс. Уж не знаю, как это сыграет в нашей маленькой интриге – но сыграет, готов спорить на что угодно…

1979 г., 24 сентября,

Москва.

День плохих новостей.

Ну что, самовлюблённый старый болван, расслабился? Вообразил, что всё идёт само собой и остаётся только наслаждаться тем, какой ты весь из себя крутой попаданец – и ждать, когда все проблемы решатся в силу, так сказать, естественного порядка вещей? Вот и дождался. И ладно бы противник был сколько-нибудь стоящий…

– Ну, и чем ты думал? Илзе не спрашиваю, с неё что взять, но ты-то? Должен, кажется, уже научиться хотя бы немного соображать!

Аст виновато потупился. Действительно, что тут скажешь? Облажался по полной…

– Простейшая ведь истина – никогда, слышишь, никогда нельзя уступать шантажистам! Добьёшься только одного – разожжёшь их аппетит.

Меня трясло от злости. Но вместе с тем я понимал своего друга – не всякий решится в ответ на просьбу своей женщины о помощи сказать: „подожди, дорогая, надо прикинуть, со старшими товарищами посоветоваться…“. Ещё не известно, как бы я поступил на его месте.

Но – факт есть факт. Астова ненаглядная „снежная королева“ влипла в нехорошую историю. О том, что Илзе помаленьку промышляет фарцовкой, знали мы оба – и в мыслях не имели вмешиваться. Родной дядя латвийки занимал немаленький пост в Рижском морском пароходстве, и на девушку время от времени проливался благодатный дождь импортных шмоток, косметики, дисков и прочего остродефицитного в СССР барахла. А она, в свою очередь, приторговывала ими в своём театральном ВУЗе. Ничего особенного, многие так поступают – разумеется, если есть возможность.

И всё бы ничего, но однажды белобрысая дура решила расширить свой бизнес. Для этого взяла „товарный кредит“ у некоего Гарика (известная личность в кругах фарцовщиков») после чего – попалась на самую примитивную подставу. Приятели Гарика, изображавшие дружинников, едва взяли очаровательную Илзе за известные места, и пришлось ей спешно избавляться от товара и пускаться в бега. Срок за подобные прегрешения на первый раз, может, и не грозил, а вот исключение из театрального института и комсомола – наверняка.

Ну а дальше всё развивалось по накатанному сценарию. Гарик потребовал возвращения долга. Услыхав жалкий лепет незадачливой бизнесвумен насчёт непреодолимых обстоятельств в лице упомянутых уже дружинников, заявил, что это не его забота – осторожнее надо было быть, а деньги всё равно придётся вернуть. Илзе пыталась тянуть время, отговариваясь «завтраками», но добилась только того, что в один далеко не прекрасный день её затащили в машину, отвезли куда-то за город, посадили перед телефоном и предложили звонить тому, кто сможет покрыть её долг – с процентами, разумеется. Об альтернативе даже думать не хотелось, а потому Илзе поплакала… и позвонила Асту.