Борис Батыршин - Игра по чужим правилам

– Ладно, действуй. Только пусть Эугенито тебя подстрахует. А то улетишь в пропасть – как мне потом перед генералом объясняться за потерянный ценный кадр? И, кстати… – она сделала паузу. – Попробуй заодно достать из ящика карабин, а то мало ли кто заявится? Я слышала, тут полно кугуаров – не хватало ещё, чтобы нас сожрали!

– Хола, компаньерос!

Мужчина, выбравшийся из «Лендровера» поднял руку. Брезентовый верх был откинут, так что я хорошо видел его спутников – водителя и второго, сидящего на заднем сиденье с автоматической винтовкой в руках. Кажется, это была бельгийская ФН-ФАЛ, или один из её многочисленных клонов. Тот, что вышел на дорогу и сейчас приветственно махал нам рукой, тоже не скрывал оружия – на поясе у него висела открытая кобура с большим никелированным револьвером.

Звук двигателя мы услышали издалека – и сразу насторожились. Выступающая углом скала перекрывала обзор и, прежде чем мы сообразили бы, что неплохо бы пробежаться и заглянуть за поворот дороги, со стороны Ла-Паса выполз тёмно-зелёный джип. С характерными лупоглазыми фарами по бокам от радиаторной решётки, и запаской поверх капота. Остановился, приветственно бибикнул – и тут начались чудеса…

Владельца револьвера я узнал сразу, несмотря на разделявшие нас два десятка метров. Не помешали мне ни армейская куртка, из тех, что носили американские морские пехотинцы во Вьетнаме, пришедшая на смену легкомысленной пёстрой гавайке, ни тёмные очки, которые здесь носил, кажется, любой представитель мужского пола. Никаких сомнений: на усыпанной гравием Камино-Лос-Юнгас стоял мой недавний знакомый – тот самый, что так любезно помог мне в туалетной комнате аэропорта Лимы.

Ноги сразу сделались ватными. Быстрый взгляд влево – «бэби-Гаранд» стоит, прислонённый к импровизированному столу, накрытому на большом валуне. До него метра три, и если прыгнуть перекатом, то можно залечь за валуном – тогда незваный гость окажется на одной линии со своими спутниками в «Лендровере». Нет, не годится – второй успеет нашпиговать стоящих открыто Аста с Миладкой свинцом из своей «бельгийки» прежде, чем я успею передёрнуть затвор.

Наверное, он перехватил мой взгляд, потому что широко улыбнулся, поднял обе руки и что-то отрывисто бросил спутникам. Водитель повторил его жест; секунду спустя, то же самое сделал и второй, предварительно выщелкнув магазин. Перуанец же сцепил руки над головой в приветственном жесте, потряс ими и медленно произнёс непонятную фразу на испанском, обращаясь к Карменсите. Кубинка удивлённо вскинула голову и ответила чем-то столь же загадочным. Услыхав ответ, она рассмеялась и стала засовывать в карман пистолет – оказывается, всё это время она держала его в опущенной руке. Я вопросительно посмотрел на неё.

– Не волнуйся, компаньеро Эугенито. – сказала кубинка. – Это друзья. Сейчас они помогут нам выдернуть машину – и поедем дальше.

– Так вы ехали за нами от самой Лимы? – спросил я Хорхе. Это имя значилось в визитке, которую он вручил мне в Лиме, и именно так он представился моим спутникам.

– Так и есть, компаньеро! Я ждал вас на заправке «Шелл» у въезда в город, и с тех пор не упускал из виду. Мне было приказано обеспечить вашу безопасность – вот я и обеспечивал. А на машину не смотрите – эту я взял уже в Ла-Пасе, когда ко мне присоединились Ибар и Пэкуито.

Хорхе непринуждённо болтал, сидя за рулём нашего фургона – он настоял на этом под предлогом того, что «компаньеро Кармен не знает дорогу, а ночью в горах прошёл сильный дождь, обочины кое-где сильно размыты». Мы, понятное дело, не спорили – доказательства правоты этого утверждения в виде висящего над пропастью «Фольксвагена» были свежи в моей памяти.

– Они оба чилийцы, как и я. – продолжал Хорхе. – В сентябре семьдесят третьего, когда эти cerdos fascistas [16] (исп.) фашистские свиньи убили президента Альенде, мне пришлось бежать из страны. Я перебрался сначала в Аргентину, потом на Кубу, многому там научился – и вот вернулся домой, чтобы бороться против Пиночета.

Я поёрзал на сиденье, устраиваясь поудобнее.

– А где же вы тогда выучили русский? Ведь на берлинском фестивале вы никак не могли оказаться?

Среди моих учителей на Кубе были аmigos rusos [17] (исп.) русские друзья – усмехнулся он. А немецкий я изучал в университете, вот и пригодилось. Вы уж простите за тот розыгрыш в аэропорту – но вы выглядели чересчур беззаботным, вот я и решил, что вам не помешает немного встряхнуться. Расслабляться нельзя, Перу только на первый взгляд кажется спокойной и мирной страной.

Он помолчал и добавил:

– У нас много тех, кто ненавидит fascistas, и не только наших, чилийских. И когда нас попросили помочь выжечь их гнездо в Аргентине – мы не раздумывали ни секунды. Если эти chupapollas… [18] (исп.) грязное ругательство рerdóneme [19] (исп.) Прошу прощения , сеньора Кармен, вырвалось…

Хорхе посмотрел на часы.

– К вечеру надо быть в Коройко. Вас ждут.

– Ждёт? Кто? – Карменсита сверкнула на чилийца глазами.

– Увидите.

Машины резво катились по бесконечному серпантину – скальная, кое-где поросшая кустиками стена слева, головокружительный обрыв, пропасть, словно ванная, наполненная мыльной пеной, залитая облаками – справа. Камино-Лос-Юнгас пуста, словно Земля в первый день творения, и Кармен, покопавшись в бардачке, вставила в магнитофон новую кассету. Мелодия отразилась от противоположного края ущелья, и я невольно подхватил, мешая испанские слова с русскими:

И – слова припева, выплёскивавшиеся на уличные митинги и баррикады по всему миру, несчётно звучавшие в радиопередачах, под старенькие гитары у пионерских костров и с подмостков студенческих интербригад:

15-е декабря 1979 г.

Боливия, Коройко

Вечер ответов на вопросы.

Коройко, крошечный, тишайший городок, скорее даже деревня, лежит на высоте в полторы тысячи метров у подножия отрога Cerro Uchumachi на западе Боливии, в провинции Северный Юнгас. Дорога сюда проходит мимо ярко-зеленых полей – плантации коки, как объяснил Хорхе, на которых и трудятся большинство местных жителей. Селение окружает волнистый, покрытый лесом, ландшафт, над которым вздымаются заснеженные вершины. Кордильера-Реаль. Мы проехали мимо местного культурного центра – церкви Сан-Педро и Сан-Пабло, полюбовались на изображения красной хохлатой птички, андского скального петушка, на воротах богатых домов – символа и талисмана этого городишки, и по мощёным улочкам покатили к отелю – одному из двух, имеющихся в Коройко. Стемнело; на улицах стало оживлённее, из хриплых радиол во дворах доносилась музыка, шумные весёлые продавцы предлагали продукцию местных пекарей и цыплят на гриле в пряном, очень остром соусе.