Александр Хиневич - Неизведанные гати судьбы [СИ]

Мне для охоты достался район вокруг Чёртовой сопки и большого болота, а также поросшая лесом сопочная гряда дальнего урмана. Я помнил слова сказанные Яринкой при возвращении домой, о том что местные власти что-то нашли в расчищенной пещере на дальнем урмане, и даже несколько раз побывал в тех местах.

Когда мы вместе с Урчаной добрались до известной нам полянки с родником, то моя лесная подруга первой заметила в районе сопок несколько групп чужих людей. Ими оказались бойцы Красной армии, которые несли охрану недалеко от расчищенной пещеры. Урчана быстрее меня почувствовала идущую от них злобу и раздражённость, именно поэтому я решил не показываться им на глаза. Внутреннее чутьё мне подсказывало, что рано или поздно все красноармейцы оттуда уйдут, вот тогда мы с Урчаной и посмотрим, что творится нынче в пещере и действует ли древний портал.

Привязав лошадь возле сочного куста, я оставил все размышления на будущее, после чего, быстренько расставил свои силки и ловушки там, где имелось множество заячьих следов, а затем направился в сторону соленых камней, надеясь застать возле них хотя бы парочку маралов. Мои надежды полностью оправдались, у каменных валунов покрытых солью мне удалось добыть двух крупных оленей и одного молодого лося. Так что можно было считать, что данный выход на охоту для меня сложился очень удачно, даже без учёта того, кто из лесных жителей может ночью попасться в расставленные петли и ловушки. Мне оставалось только сделать большую крепкую волокушу, разделать и подготовить к перевозке туши оленей и лося, а на следующее утро, после проверки силков можно отправляться домой. Главное, чтобы лошадка смогла дотащить все мои охотничьи трофеи до нашего поселения…

Все новости об изменениях в нашей стране, как хорошие, так и плохие, прибывали в Управу, с каждым возвращающимся из Барнаула продовольственным обозом. Мы с отцом и старостой всё тщательно записывали в большую амбарную книгу. Особого внимания, почти всегда, заслуживали новости приходившие из Москвы. Одни нам сообщила Яринка, вернувшись в поселение, другие мы узнавали из различных газет, а третьи мы получали от Семёна Марковича и наших поселян посещающих рынки и базары Алтайской губернии.

После возвращения Яринки из Москвы, отец начал поручать мне больше дел в Управе, да и проведение большинства обрядов Веры Предков, также легло на мои плечи. Мой отец словно чувствовал что-то, и поэтому постепенно передавал мне все свои дела и обязанности в артели, и в поселении. Я всего один раз спросил отца, пытаясь узнать «что его тревожит?», но он лишь грустно ответил мне, сказав, что «сам пока не знает». Так или иначе, отец каждый день приходил в Управу и наблюдал, как я справляюсь со всеми делами.

Отдыхом от дел в Управе и поселении я стал считать свои выходы на охоту. Лишь только в лесу моя душа отдыхала, а тело набиралось сил. Возвращаясь в поселение, мне приходилось вникать во все стороны жизни наших поселян и в дела промысловой артели.

Обдумывая в Управе все получаемые новости, я частенько вспоминал все наши разговоры с Иван Иванычем. В первую очередь меня удивляло то, насколько он оказался прав, относительно тех неизвестных личностей, которые «властно правили из тени» не только в партии большевиков, но и во всём Советском Союзе. Вещие слова Иван Иваныча про то, что «должность в вершинах власти не имеет никакого значения», как бы это странно не звучало, сбылись. Мне невольно вспоминались события, которые уже произошли в стране…

После довольно странной череды смертей среди так называемой «Ленинской гвардии», не стало и самого вождя большевиков. Хотя согласно официального сообщения властей в газетах, он умер от тяжёлой болезни связанной с покушением на него. Для меня данная смерть ничего не значила, так как я старался держаться подальше от политики проводимой советскими властями, и продолжал заниматься привычным делом, то есть охотой на дальнем урмане, и делами в Управе.

Меня вообще не интересовали личности партийных вождей страны и предлагаемые ими программы построения нового социалистического общества. Вполне возможно для кого-то, Ленин у большевиков, Мартов у меньшевиков, или Чернов у эсеров, были примерами для подражания, но я всех этих «вождей» воспринимал лишь как людей дорвавшихся до власти. Такое мнение у меня сохранялось до того момента, пока у нас в Урманном не появился Николай, наш хороший знакомый анархист из Томска. В начале лета он приехал к нам в поселение, с очередным хлебным обозом, чтобы поблагодарить мою матушку, Яринку, а также моего отца, за помощь, которую они оказали Томским анархистам во время Гражданской войны.

После обеденной трапезы мы остались втроём в бывшем кабинете моего отца, который уже по сути стал моим рабочим кабинетом, хотя отец иногда появлялся в Управе. Наш поселянский староста Чеслав Нечаевич с сыном Светозаром пошли принимать мешки с хлебом во дворе нашей Управы, так что нашему общению никто не мешал.

Николай поведал нам с отцом свои мысли, о довольно странных событиях в Москве. Они напрямую были связаны с политической жизнью столицы и смертью Ленина. Когда наконец наш друг-анархист закончил свой рассказ о происходящих событиях в Москве и других городах, мой отец решил уточнить некоторые моменты.

— Скажи мне, пожалуйста, Николай, почему ты пришёл к выводу, что умерший зимой Ленин, не тот человек, за которого его выдают власти?

— Ярослав Всеволодович, вы помните мой рассказ в Томске, о нашей поездке в Петроград за партийными газетами? Мы были там, когда большевики взяли власть в свои руки и выбрали своё Советское правительство. Нас ещё тогда братки-матросики провели, чтобы мы увидели как Съезд проходит.

— Конечно помню, Николай. Вот только мне непонятно к чему твой вопрос?

— Дело в том, что я тогда хорошо запомнил облик большевика Николая Ленина. Он поднялся перед депутатами Съезда, когда его избирали председателем Совета Народных Комиссаров. Это был мужчина лет пятидесяти, среднего роста, в дорогом костюме тройке, с большой лысиной спереди и тёмными волосами позади, и с довольно пронзительными глазами. Когда он говорил, то немного картавил. Мне тогда ещё показалось, что у него какая-то не природная картавость. Так произносят русские слова либо англичане, либо те, кто очень долгое время проживал за границей. Я вот к чему про то посещение Съезда вспомнил. На следующий год, в конце лета, на Ленина было покушение и его очень тяжело ранили, после выступления на московском заводе Михельсона. Это покушение довольно долгое время обсуждалось во всех людных местах Москвы, одни очевидцы утверждали что в Ленина трижды стреляла женщина, другие доказывали что в него стрелял невысокий мужчина, но вместо него арестовали полуслепую женщину. Но суть вовсе не в том кто стрелял, а в том, что все люди говорили, что Ленину с такими тяжёлыми ранениями не выжить. Однако не прошло и двух месяцев, как он вполне здоровый, вновь начал выступать на митингах и собраниях перед людьми. Мне с братками-анархистами удалось однажды побывать на одном из выступлений Ленина. Так вот… Там выступал совсем другой человек.