Честер Гейер - Исчезновение [Фантастические рассказы]

— Именно это я и сделаю. Помните, Рован, я закон. У меня есть власть отдавать приказы.

— Не в этом случае! — сказал я. — Это незаконно. Может, вы и закон, но не можете одновременно судить, выносить приговор и исполнять его. Вы приговариваете человека к смерти, не подвергнув его суду.

— Вы дурак! — вспыхнул Страуд. — Откуда вы знаете, что убийца будет рядом с изобретением, когда вы включите его по радио? А что касается привлечения к суду — разве я вам не объяснил, что это невозможно? У меня нет ни малейшего доказательства ни против кого. — Глаза его сузились, и голос стал смертельно мягким. — Рован, вы препятствуете правосудию. Я могу за это вас… Или, Рован, я оформлю так, что вы будете обвинены в убийстве Уэллера. Ни на секунду не сомневайтесь. Я должен получить убийцу, и, если не могу получить настоящего, им станете вы.

Страуд говорил серьезно, я понимал это. Он осуществил бы каждое свое слово.

Я в западне, и выхода нет. Я ничего не могу сделать, только сделать то, что нужно Страуду.

Я устало пожал плечами и кивнул.

— Хорошо, — сказал я.

Улыбка Срауда была легкой и жесткой.

— Отлично! Начнем немедленно.

— Подождите, — сказал я. — Я хочу сначала позвонить Гейл Холлис, чтобы она ушла из дома.

— Так вот каков ответ? — воскликнул Страуд. — Вы уверены, что убийца Норман Холлис. И боитесь, что девушка пострадает, если изобретение спрятано в доме. Хорошо, можете позвонить ей — но никаких хитростей, Рован. Не пытайтесь предупредить Холлиса.

Страуд вместе со мной прошел к телефону и не отводил от меня взгляда, пока я говорил. Мой предлог был простым. Я попросил Гейл встретиться со мной на нашем углу и сказал, что это очень важно. Почему важно, не стал объяснять. Только сказал ей это и повесил трубку.

Потом принялся за работу, готовя передатчик. Но вот я готов. Я молча помолился за Гейл и за себя. И вопреки всему надеялся, что, если Холлис убийца, его не будет в зоне поражения.

Я повернул переключатель.

Страуд спросил:

— Сделали?

Я кивнул, как марионетка. Говорить не мог. Мне казалось, что я никогда не смогу говорить.

В волчьей улыбке оскалив зубы, с глазами, блестящими, как куски черного янтаря, Страуд выбежал из лаборатории. Я сидел и смотрел в пустоту. Боялся думать.

Не знаю, сколько прошло времени, пока я не услышал звонок в дверь. Звонок вырвал меня из апатии. Я открыл дверь.

Гейл упала мне в объятия.

— Керк! Что случилось? Твой голос звучал так странно, когда ты говорил по телефону. И я пришла на угол, а тебя не было. Я встревожилась и пошла сюда. — Она тревожно смотрела мне в лицо. — Керк, в чем дело? Что случилось?

Я не мог ей объяснить. Боялся сказать, что из-за того, что сделал, ее отец может быть мертв, и я в этом виноват.

Гейл схватила меня за руки.

— Керк, в чем дело? Почему ты мне не говоришь?

Я заставил себя говорить.

— Не могу сказать, милая. Мы со Страудом… работаем над тем, что может решить тайну смерти профессора Уэллера. Надо подождать возвращения Страуда. Тогда ты узнаешь.

Гейл с сомнением смотрела на меня, но воздержалась от вопросов. Пошла на кухню и приготовила кофе. Отличный был кофе, но тогда я этого не заметил. Я напряженно размышлял.

Холлис. Холлис ли убийца? Мертв ли он сейчас или еще жив? Я отчаянно надеялся, что он жив.

Или Арндт. Арндт тоже может быть убийцей. Я молился, чтобы это был Арндт.

День тянулся с бесконечной медлительностью. Напряжение ожидания, незнания результата сводило меня с ума.

А потом — наконец — у дома остановилась машина. Мы с Гейл бросились к двери. Вошел шериф Страуд.

— Дело закрыто! — торжествующе сказал он. — Я поймал убийцу профессора Уэллера. Все прекрасно сработало, Рован.

— Кто… кто это был? — хрипло спросил я.

— Калхерн, — ответил Страут.

Я ослаб от облегчения. Ноги стали как резиновые, пришлось сесть на стул. Но потом до меня дошло имя, и я вскочил.

— Это невозможно! — закричал я. — Калхерн не мог быть убийцей! Его же прислали из военного министерства в Вашингтоне. Он не мог это сделать!

— Но он это сделал, Рован. — Страуб широко улыбался. — Понимаете, Калхерн был совсем не Калхерн, но чрезвычайно опытный международный шпион, выдававший себя за Калхерна. Настоящий Канхерн — тот неопознанный убитый мужчина, которого мы нашли вчера утром за городом.

Я снова сел.

Страуд продолжал.

— Очевидно, произошло следующее. Шпион каким-то образом узнал о миссии настоящего Калхерна. Он перехватил Калхерна на окраине Гровертона. Вероятно, отправил машину Калхерна в кювет, потом застрелил его, сменил свою одежду, сорвав с нее ярлычки, на мундир Калхерна. Потом в машине Калхерна уверенно приехал в город.

Шпиону нужно было изобретение Уэллера. Наши враги охотно отдали бы за него целое состояние. Он присутствовал на демонстрации, узнал все необходимое. Потом в тот же день вечером выскользнул из отеля, пошел к Уэллеру домой, убил его, забрал изобретение и вернулся в отель.

Номер шпиона был на втором этаже. Ему легко было на веревке спуститься из окна, выйти и зайти так, что его не видел ночной дежурный. Вибратор он оставил в своей машине.

— Но как вы его поймали? — спросил я. — Как вы все это узнали?

— Я его не поймал, — ответил Страуб. — Это сделал вибратор. Мы вовремя использовали радио. Он уже отъехал на милю, когда вибратор включился. Его машина налетела на дерево. От него самого мало что осталось, но из документов в его мундире я узнал все необходимое.

Страуб улыбнулся и направился к двери.

— Что ж, на этом все. У меня еще есть кое-какая работа.

Он снова улыбнулся, помахал нам и вышел.

Я вскочил со стула. Гейл так и не узнала, почему я закричал от радости. И до сих пор не знает, почему я крепко обнял ее.

Часы над камином пробили одиннадцать — мягко, словно сожалея о необходимости это делать. Длинные худые пальцы профессора Эдварда Грендона перестали плясать по клавишам портативной машинки, и на мгновение остальные звуки, заполнявшие тускло освещенный, уставленный книгами кабинет, стихли, пока профессор прислушивался к бою часов.

…пять, шесть, семь, восемь…

Еще час, с ужасом подумал Грендон. Всего один час жизни.

…девять, десять, одиннадцать…

Стих сладкий, как старая мелодия, последний удар. Снова все заполнили прерывистый треск дров в камине и удары дождевых капель в ночи снаружи.

Грендон еще несколько мгновений сидел неподвижно, перестав печатать, пристально глядя на циферблат. Потом медленно расслабился, словно влияние ударов часов только сейчас прекратилось. Его руки с клавиш машинки перешли на стол, на котором стояла эта машинка. Грендон откинулся на спинку кресла, на его худом длинном лице было выражение горечи — знание приближающегося конца.