Рэй Брэдбери - ФАТА-МОРГАНА 4 (Фантастические рассказы и повести)

Раздался Глас средь Тьмы, и грянул Свет,
И странные на Свет летели твари,
И Землю постепенно заселяли,
Ее поля, пустыни и сады.
Все это нам с рождения известно,
Рукой Огня записаны в крови
Семь первых дней,
Семь долгих дней творенья…

И вот сейчас мы, дети этих дней,
Наследники Восьмого Дня,
Дня Бога,
Или, верней сказать,
Дня Человека,
На тающем снегу стоим, и Время
Бушует и под горло подступает.

Но птицы предрассветные поют,
И мы по-птичьи расправляем тело,
И тянемся к таким далеким звездам…
Мы вновь лететь готовы на Огонь.

И в это время Рождества Христова,
Мы славим День Восьмой —
День Человека,
Конец Восьмого Дня —
Конец Дня Бога,
Все миллионы миллионов лет,
Что тянутся от первого восхода,
Предел которым наш Исход кладет.

И наше тело — воплощенье Бога —
Изменится и в огненном полете
Сольется с ярым солнечным огнем.
И на Девятый День взойдет светило,
И различим мы в утреннем ознобе
Чуть слышный зов далекой новой тверди.
И устремимся в новые сады,
И в новых землях вновь себя узнаем,
И новые пустыни оживим.

Мы наугад себя швыряем в поиск.

Пока же мы стоим, на звезды глядя,
Летят сквозь тьму посланцы Аполлона,

Чтоб, во Вселенной отыскав Иисуса,
Его спросить — что знает он о нас?

В глубинах тайных Бездны Мировой
Он шел, шагами меряя пространство.
Являлся ль он в немыслимых мирах,
Что нам не снились в снах внутриутробных?
Ступал ли на пустынный берег моря,
Как в Галилее в давние года?
Нашлись ли души праведные там,
Вобравшие весь свет его ученья?
Святые Девы? Нежные Хоралы?
Благословенья? Есть там Кара Божья?

И, наполняя мир дрожащим светом,
Одна среди несчитанных огней,
И ужасая и благословляя,
Светила ли чудесная звезда,
Подобная звезде над Вифлеемом,
В чужой, холодной, предрассветной мгле?

В мирах далеких от Земного мира
Встречали ли Волхвы седой рассвет
В парном дыханье блеющего хлева,
Что позже стал святынею для всех,
Чтобы взглянуть на чудного ребенка,
Так непохожего на Сына Человека?

Так сколько новых Вифлеемских звезд
Взошло меж Орионом и Кентавром?
И сколько раз безгрешное рожденье
Чудесно освятило их миры?

И Ирод тамошний, трясущейся рукою
Подписывая свой приказ безумный
И посылая извергов-солдат
На избиенье нелюдских младенцев,
Лелеял мысль о сохраненье царства
В безвестных землях, что от нас скрывает
Туманность Лошадиной Головы?

Конечно, это так и должно быть!

Ведь в этот день, во время Рождества,
Наш долгий день — уже восьмой по счету,
Мы видим свет, сияющий сквозь тьму,
А существа, взлетевшие над Тьмою,
Какой бы мир иль век не создал их,
Срывая ночь с полуокрепших крыльев,
Безудержно должны лететь на Свет.
Ведь дети всех миров неисчислимых
С рождения боятся темноты,
Что черной кровью пропитала воздух
И в души нам сочится сквозь зрачки.

Совсем неважно, на кого похожи
Те существа, что искорку души
Несут сквозь мрак и холод долгой ночи,
Им — обрести Спасение свое!

В мирах далеких злое лихолетье,
Глухая, беспросветная година
Кончается пречистым снегопадом,
Рождением чудесного ребенка!
Дитя?
Средь буйных радуг Андромеды?
Тогда какие у него глаза?
И сколько рук?
Вы сосчитайте пальцы!
Он человек?
Да разве это важно!

Пусть будет он сияньем бледно-синим,
Как тихая лагуна под луною,
Пускай играет весело в глубинах
Средь странных рыб, похожих на людей,
Пусть кровь его — чернила осьминогов,
Пусть едкие кислотные дожди
Чудовищной пылающей планеты —
Лишь ласка нежная его ребячьей коже.

Христос свободно ходит по Вселенной
И в звезды претворяет плоть свою.
Среди людей — во всем на нас похожий,
Привычный, как и мы, к земной стихии,
Он носит человеческое тело,
Что так обычно нашему уму.
В иных мирах — скользит, летит, струится,
У нас он ходит, словно человек.

Ведь каждый луч из звездных легионов
Несет в себе святой Библейский свиток,
Пространство наполняя Словом Божьим.
На миллионах разных языков
Вздыхают и тоскуют, внемлют, ждут,
Когда же явится Христос пред ними
С побагровевших грозовых небес.

Шагая над глубинами морей,
Вскипающими яростью звериной,
Вспухающими бешеной опарой,
Христос имеет множество имен.
Мы так его зовем,
Они — иначе,
Но сладко имя на любых устах.

Любому он дары свои приносит,
Вино и хлеб для жителей Земли,
Другим мирам — совсем другую пищу.
Но утренняя трапеза всегда
Обильна и щедра, как взрыв сверхновой,
Всегда скудна последняя вечеря,
Ведь там — одни надежды да мечты.
Так было и у нас давно когда-то,
Когда еще он не взошел на крест.
У нас он мертв,
Но Там — еще не умер.

Пока еще несмелый, весь в сомненьях
Наш род земной. Но, напрягая разум,
Себя металлом прочным одевает
И возжигает искорку огня,
Чтоб в зеркале межзвездного пространства
Собою беззаботно любоваться.
И Человек, построивший ракеты,
Шагает горделиво и покорно
В бурлящее, огромное пространство,
Лишь одного боясь, что слишком рано,
Что спят еще бессчетные миры.

Мы, благодарные за высшее доверье,
Несем Вселенной плоть и кровь Христову,
Идем, чтоб предложить вино и хлеб
Далеким звездам и другим планетам.
Мы щедро дарим первое причастье
Пока что незнакомым чужеземцам,
Мы рассылаем ангелов небесных
Во все концы обширнейших миров,
Чтоб возвестить, что мы уже ступили
На воды бесконечного Пространства,
О тысячах Пришествий и Прощаний
Чудеснейшего Богочеловека,
Что, впаянный в свою стальную келью,
Шагает по приливному потоку
И берегам межзвездных океанов
Несет в себе святую Божью кровь.

Мы Чудо-рыб задумываем, строим,
Разбрасываем их металл по ветру,
Что веет в окружающем пространстве
И мчит в Ночи ночей без остановки.
Мы в небо, как архангелы, взлетаем,
В своих соборах, в тесных гнездах аспид,
Слепящим светом наполняя темень
Пустых межзвездных склепов и могил.