Виктор Колупаев - Избранные произведения в одном томе

— Это все побасенки Гомера! — в гневе вскричал оратор. — Спесь тушить важнее, чем пожар! И Гомеру поделом быть выгнану с состязаний и высечену, как уличенному в плутовстве!

— А что, здорово у тебя получается! — похвалил виртуал. — Из какого театра?

— Вы только послушайте, послушайте его! — обиделся Гераклит и даже всплеснул руками.

— Из Дома Ученых?

— Еще скажешь — Полис Ученых! Да откуда им взяться среди эфесцев?

— Не одними же эфесцами населен мир, — возразил виртуальный человек.

— Темнота, — сказал оратор, — все равно темнота. Даже афиняне, хотя они и хорошо ко мне относятся.

— Ладно, — не стал спорить виртуальный человек. — Ну, а что же ты ответишь великому царю? — Он знал, что греки таким именно титулом именовали Дария, так как сам был всеми греками, да и Дарием приходилось быть неоднократно.

— А вот что! Гераклит Эфесский царю Дарию, сыну Гистаспа, директору НИИ Пространства и Времени, шлет привет! Сколько ни есть виртуальных людей во Вселенной, истины и справедливости они чуждаются, а прилежат в дурном неразумении своем к алчности и тщеславию. Я же все дурное выбросил из головы, пресыщения всяческого избегаю и не иду я в НИИ Пространства и Времени, а буду довольствоваться немногим, что мне по душе.

— Что ж, ответ достойный и правильный, — согласился виртуальный человек. — И Дарий, сын Гистаспа, вероятно, не вправе будет на тебя обидеться.

— Странно слышать от эфесца разумную речь, — удивился Гераклит.

— Да не эфесец я, а как бы мирмидон. И Ахиллес — наш первый национальный герой. И Ахиллесова пята у нас есть, осталась.

— Ну, понес туда же. Нет, все же спесь гасить нужнее, чем пожар.

— Все течет, все изменяется, — попытался исправить положение виртуал.

— Слышал звон, да не знаешь, где он! — ответил оратор и начал спускаться с повозки. Невозможно было даже представить, как он взбирался на нее, потому что и слезать-то ему было трудновато из-за чрезмерной тучности. — Все равно вселюсь!

Судя по свитку, который он держал под мышкой, да застиранной хламиде, составлявшей все его одеяние, он был или из погорельцев, или пострадавших от наводнения. Но наводнения, как известно, зимой бывают реже. Впрочем, мажет быть разлив был вчерашним летом…

— У вас какая квартира? — на всякий случай спросил виртуальный человек.

— Не знаю, — ответил оратор. — Был полис Эфес, да Ксеркс предал его мечу и огню. А здесь дали где-то на первом этаже. Да путь вверх и вниз один и тот же… Выселили.

— Как это выселили? — удивился виртуал. — Так это за вами домовый комитет в полном составе бегал? Ведь только через суд можно. А это дело такое… Тем более зимой.

— И тебя когда-нибудь выселят! — предрек Гераклит. — Всех выселят, но место не будет пусто.

— Постойте, — заволновался виртуальный человек.

Но толстяк уже двинулся к ближайшему подъезду, тяжело ступая по грязному снегу босыми ногами. Виртуал хотел было остановить его, чтобы выяснить насчет выселения, но тут кто-то впереди издевательски пропел:

— Взвился меж ними тогда Гераклит, толпу осуждая

В темном своем кукареканьи…

— Опять Тимон! — взревел Гераклит и бросился к подъезду, расталкивая людей, коней и грузовики. — О, Тимон! — услышал виртуал горестное восклицание еще раз.

На миг в дверях подъезда возникла давка, но тут откуда-то вывалила толпа легионеров, несущих на плечах принцепса, не то Цезаря, не то Августа. Опуская короткие мечи плашмя на спины вселяющихся, они быстро навели возле подъезда порядок и с криками: «Император! Черт лысый! Бабник и еще кое-кто!» внесли только что провозглашенного ими императора в подъезд. Судя по солдатским шуточкам, это был все-таки Цезарь.

Гераклита нигде не было видно.

Утреннее солнце, перебравшись через гряду черного лома, пробудило меня, и я сел, не сразу осознав, где нахожусь; закрутил удивленно головой вправо и влево и только тогда заметил Прова, без шарошлема полулежащего на поперечине прицепа с видом, будто он провел там всю ночь.

— Давно проснулся? — спросил я успокоено.

Вместо ответа он произнес довольно-таки неожиданную фразу:

— У этого катера пробоина по всей длине днища. Его протаранила всплывшая со дна льдина.

— С чего ты взял? Из всех возможных причин ты выбрал самую невероятную.

— Я точно знаю. Он затонул мгновенно.

— Пусть так. Нам, собственно, какое до этого дело?

— Ты брал вчера маты в кубрике?

— Да, а что?

— Ну и… ничего не заметил?

— А что я мог заметить? Темно уже было. Могу туда спуститься и посмотреть как следует.

— Не надо этого делать. Не ходи туда, ладно?

— Если ты настаиваешь — пожалуйста. Хотя это несколько странная просьба, согласись?

— Там может быть еще одно доказательство того, что ты называешь судьбой или провидением. Я бы не хотел поверить в эту чушь. Впрочем, нам пора собираться.

Приладив канистры и баллоны, мы отправились кочевать дальше. Сегодня путь наш был забит в основном авиационными обломками, насыпанными щедро, но не так уж непроходимо. Благодатная, нежаркая погода поддерживала во мне хорошее настроение. Пров, однако, был сегодня расположен к брюзжанию.

— Скажи, Мар, ты не знаешь случайно, почему они назвали эти керосиновозы авиалайнерами?

— Вероятно за скорость.

— Паровоз при его пяти процентах КПД тащил все-таки тысячу тонн груза, а огнедышащий дракон в основном керосин для своего чрева. Ах, какое чудо инженерной мысли! Ах, какое совершенство!

— За скорость приходилось платить.

— Но, черт возьми, платить пришлось нам! А они только прожигали.

— От того, что ты поговоришь на эту тему, деревья в Чермете не вырастут.

Пров в сердцах пнул что есть силы блестящий до сих пор титановый корпус крыла.

— Из всех бывших механических тварей больше всего ненавижу вот этих проглотов.

Я вздохнул с облегчением, когда к полудню скрылось с глаз это раздражительное для Прова зрелище. Местоположение наше теперь определить было не просто, так как ориентир — острие гдома — исчез из виду, а впереди выделялись вершины ранних напластований черметного мезозоя. Поршни и шатуны невероятных размеров, чугунные колеса, пирамиды скрученных гусениц-траков, накиданные горами, окружали нас суровым и диким металлическим хаосом. Это порезвился почерневший от пыли четырехлапый кран-циклоп, ожидающе воззрившийся на нас единственным оком-прожектором.

Между тем мы уперлись в грозно нависшую над нами преграду высотой около тридцати метров. Пров в сомнении покачал головой.

— Это месиво пересыпано листами трансформаторной стали, играющими роль смазки.

— Чепуха. Все тут давно приржавело намертво.

И, как бы желая подать пример, я бодро кинулся подниматься наверх, смело выжимаясь на торчащих угольниках и трубах.