Виктор Колупаев - Избранные произведения в одном томе

Человек в сером костюме поднялся на второй этаж и повернул направо, к приемной Главного распорядителя абсолютными фондами. Он шел уверенно, словно знал дорогу, намного обогнав цепочку людей, выпорхнувших из молочного магазина на противоположной стороне проспекта, да это и не удивительно, ведь он и в холл вошел первым, да и побойчее был, пошустрее, попробойнее.

Худощавый заглянул в открытую дверь приемной и ласково сказал:

— Здравствуйте, Машенька!

— Ах, — ответила секретарь Машенька и запахнула домашний халатик из розовых махровых полотенец. А вот прическа у нее на голове была в совершеннейшем порядке, модная, и красивая, очень идущая к ее востроносенькому, чуть припухлому личику. — Ах! — повторила Машенька. Даже халат не успела переодеть. Вечно в спешке.

— Это ничего, — успокоил ее посетитель. — Так даже лучше. По-семейному, по-домашнему.

— Вы так думаете? — недоверчиво спросила девушка.

— Я знаю это точно, — ответил человек. — Федор Михайлович занят?

— Федор Михайлович еще не приезжал, — сказала секретарь и на ее лице уже не было домашнего выражения, а появилось служебное, хоть и приветливое, а все же чуть с холодком, но уж точно — деловое.

Секретарь на всякий случай заглянула в кабинет своего начальника, двери которого оказались не опечатанными и не на замке, и ахнула в третий раз. Главный распорядитель сидел за своим рабочим столом и, видимо, старательно изучал какие-то деловые бумаги. Машенька попробовала захлопнуть дверь, которая, вдобавок, была с небольшим тамбуром, двойная, но у нее ничего не получилось. А тут еще во всю противоположную стену приемной, закрывая собой картину «Научные работники на заготовке сенажа» одного местного, но известного и в столице художника, появилось зеркало, ровнехонькое, без единой волны, новехонькое, и в нем отразился Федор Михайлович за своим рабочим столом, видимый теперь всем, кто уже вошел в приемную.

«Что же теперь будет?» — в ужасе подумала секретарь Машенька, толкая взбесившуюся дверь, и на всякий случай, для самооправдания сказала, громко, надрывно, со слезой, чуть ли не истерикой в голосе:

— Федора Михайловича нет. Он сегодня не принимает!

Но все вошедшие в приемную видели, что Федор Михайлович есть, но вот будет ли он принимать — это еще являлось вопросом.

— Мария Георгиевна! — вдруг позвал Главный распорядитель. — Начинайте прием. Только проследите, пожалуйста, чтобы сегодня было не более тысячи четырехсот сорока одного посетителя. Больше не успею, хоть разорвись.

— Ах! — в четвертый раз сказала Машенька, она же Мария Георгиевна, и побежала я столу за списком, поискала его среди каких-то листочков, потом опомнилась и взяла в руки переплетенную типографским способом тетрадь, на которой золотым тиснением значилось «Список посетителей на прием к Главному распорядителю абсолютными фондами на двадцать шестое ноября». Сам список состоял из листов пятидесяти с лишним,

— Федор, — вызвала секретарь уже твердым голосом, окончательно справившись с волнением.

— Это я, — отозвался худой.

— Тут только имя, — чуть озадаченно сказала Мария Георгиевна. Розовый халатик очень шел к ней.

— Вполне достаточно, — сказал Федор Приклонов.

— Я тоже так думаю, — согласилась Мария Георгиевнам. — Прошу вас в кабинет Федора Михайловича. — Она, оказывается, слегка картавила, но от этого казалась еще милее,

— Чем могу быть полезен? — спросил Главный распорядитель и, приподнявшись, протянул вошедшему сухую, но крепкую и мужественную ладонь. — Федор Михайлович Приклонов, — представился он.

— Федор, — сказал сухощавый, ну в точь похожий на Распорядителя, и пожал ему руку.

Рукопожатие первого посетителя понравилось Федору Михайловичу. В него как бы влилась непоколебимая уверенность, что сегодня он всенепременно сможет принять тысячу четыреста сорок одного посетителя.

— Так чем могу? — еще раз спросил Главный распорядитель.

— Прошу прощения. Просьба совершенно пустяковая. Не согласитесь ли вы надеть пиджак и галстук?

Это Федор проверял настройку.

— Ах да! — воскликнул Федор Михайловича. — Завертелся совершенно. Верите ли, даже галстук нет времени завязать. Все дела, вопросы, решения, совещания… Простите, а мы с вами раньше не встречались? Уж очень мне знакомо ваше лицо. Так и кажется, что видел вас неоднократно.

— Мы с вами раньше не встречались, — с нажимом ответил посетитель.

— Жаль, очень жаль.

А Федор тем временем вытащил откуда-то коричневый галстук, уже завязанный широким узлом, немного перегнулся через стол, но не сдвинул при этом с места ни одной важной бумаги, отвернул воротничок рубашки Федора Михайловича, нацепил галстук, затянул, но не туго, да и не слабо, а в самый раз, и снова расправил воротничок.

— Теперь хорошо, — сказал он.

— Чудесно, — согласился Федор Михайлович.

А Федор уже снимал с себя пиджак. Потом махнул им как мулетой перед мордой быка, проверяя реакцию, и вежливо, нисколько не принижая человеческого достоинства, опустил его на не слишком широкие плечи Федора Михайловича. Пиджак словно тут и сидел, даже цвет его изменился и стал темно-коричневым в мелкую полоску, в унисон с брюками.

— Премного, премного благодарен! — сказал, Федор Михайлович. — Будут ли еще какие просьбы?

— Я совершенно удовлетворен вашим решением, — сказал Федор, теперь уже без пиджака. — Спасибо! До свиданья!

— Наша святая обязанность… — бросил ему вслед Главный распорядитель. — Да! Одну минуточку!

Федор остановился в дверях.

— Будьте добры! Сколько будет тысяча четыреста сорок один, ну, скажем, с учетом выходных и праздников, на двести пятьдесят?

— Триста шестьдесят тысяч двести пятьдесят человек, — мгновенно ответил Федор.

— Значит, за год успею охватить всех, — удовлетворенно сказал Федор Михайлович. — Всего хорошего! Мария Георгиевна, прошу следующего.

Система была настроена согласно пунктам технического задания, и работала нормально.

В кабинет вошла гражданка.

Федор пересек приемную, наполненную оживленными и жизнерадостными людьми, точно знающими, что сегодня они обязательно добьются того, за чем безуспешна ходили от одного месяца до нескольких лет.

А в коридоре на Федоре снова оказался тот же чудесный серый пиджак фабрики «Таежница». Тот же, да, наверное, не совсем, потому что, и с Федора Михайловича эта часть одежды не исчезла,

Федор стоял в коридоре, но слышал и видел все, что происходило на трех этажах, во всех кабинетах, и приемных.

— Слушаю Вас, — сказал Федор Михайлович гражданке.

Гражданка объяснила ситуацию с жилплощадью, в которой она оказалась. Но, странное дело, говорила спокойно, не плакала, словно просто пришла к соседке поболтать о том, о сем.