Виктор Колупаев - Избранные произведения в одном томе

Связь между вездеходами на «Красавице» еще никогда не прерывалась, никогда не было и помех радиоприему. Возможно, и это как-то усыпило мою бдительность. Спокойствие и однообразие, песок и солнце.

Неужели со Строкиным что-то случилось? Да что здесь может произойти? И эта конструкция? А странные маршруты Крестьянчикова и Вольнова? Значит, что-то может!

Я еще колебался, хотя алгоритм моего поведения в данной ситуации был однозначным. Пусть «Красавица» хоть на голове пляшет, но самое главное это жизнь человека.

Чтобы не объезжать непонятную конструкцию, я дал задний ход и проехал метров пятьдесят.

Все так же мурлыкал Строкин, ничего странного не было видно до самого горизонта, след от вездехода обрывался метрах в пяти-семи передо мной. Все это я воспринял мгновенно.

— Курилов Строкину! Курилов Строкину! Ты слышишь меня? Прием! Прием!

— Строкин Курилову. Слышу тебя прекрасно. Что произошло? Почему ты так кричишь?

— Я вызывал тебя, но ты не ответил. Минуту назад…

— Никакого вызова не было.

— И радиодатчик твоего вездехода не отвечал.

— А сейчас?

— Сейчас все нормально. Отвечает. Но сейчас и ты меня слышишь. Тут странное дело…

— Красавицу в песках увидел?

— Красавицу? Да, да, именно «Красавица»! Тут какая-то странная конструкция была…

— Что значит: была?

— Была. А теперь нет. Я даже обошел вокруг нее, руками потрогал. Метров восемь высотой и метров пятнадцать-двадцать в диаметре, это если не учитывать выступающие части.

— У нее даже и выступающие части есть?

— Есть, есть, у нее все есть, что надо. Да только дело в том, что она исчезла. Сначала я хотел, чтобы ты отправился в институт и вызвал сюда кого-нибудь еще. Но показывать больше нечего. Что делать?

— Ты уверен, что она действительно была?

— Думаешь, галлюцинация? Даже если и так, все равно на «Красавице» есть что-то странное. У меня никогда раньше не было галлюцинаций. А что в твоем квадрате?

— Мой квадрат пуст, как и все другие на нашей «подопечной». А «Красавица» это что, название такое, имя? И давно ты придумал?

— Совсем недавно. Да только дело сейчас не в этом. Ведь и Крестьянчиков и Вольнов чувствовали в этой точке что-то странное, непонятное… След! След. Я только что проехал задним ходом метров пятьдесят, а след от вездехода обрывается прямо передо мной.

— Полагаю, что нам нужно встретиться, — сказал Строкин.

— Похоже, что так. Только сначала один небольшой эксперимент. Я буду двигаться вперед и все время что-нибудь говорить, а ты внимательно слушай. Понял? Начали!.. А «подопечная» действительно красавица. Вот вернемся в институт, и я официально предложу называть ее «Красавицей». Слушай! Снова та же самая конструкция! Строкин! Стро… Курилов Строкину! Прием! Прием! Курилов Строкину! Прием!

Но мне никто не отвечал.

Теперь я уже сознательно не стал разворачивать вездеход. В этом моем движении то вперед, то назад что-то было… А конструкция все возвышалась. И все было как несколько минут назад. Только я тогда не все заметил, потому что был уверен, что странность заключается только в непонятной конструкции, неожиданно возникшей передо мной. Теперь я был повнимательнее. Во-первых, связь со Строкиным снова оборвалась. Я сейчас дам задний ход и услышу от своего напарника, на каком слове она прекратилась. Во-вторых… Или это мне только кажется?.. За окнами машины было не такое уж и пекло, как всегда… В-третьих, колея от вездехода, которую я перешел пешком, тянулась перпендикулярно движению моей машины. В-четвертых, это была колея только от одной гусеницы.

Но сначала связь со Строкиным.

Я дал машине задний ход и почти тотчас же услышал:

— …рилову! Прием! Прием!

— Курилов Строкину! Слышу нормально. Когда прекратилась связь?

— На фразе: «И я официально предложу называть ее «Красавицей».

— Все верно. Следующей фразой было: «Слушай! Снова та же конструкция!» Что будем делать? Похоже, что дело тут не в плохом распространении радиоволн. Я куда-то попадаю. Только наш вычислительный центр вряд ли смог бы это смоделировать. А какой-либо сбой в машине уже давно бы заметили и исправили.

— Выхода два: или обоим немедленно возвращаться в институт, все рассказать, а там уж пусть начальство принимает решение, или попытаться кое-что разузнать об этой твоей конструкции, но только вдвоем. Впрочем, уже одно то, что на «подопечной», «Красавице» то есть, пропадает радиосвязь — немаловажно. И если это не причуды вычислительного центра, то работы хватит всему институту.

— Я уверен, вычислительный центр здесь ни при чем. Жду тебя в квадрате Крестьянчикова. — Я назвал координаты места, где сейчас находился. — Придумаю для тебя какой-нибудь буй. Или… даже просто оставлю на этом самом месте свою машину, а сам пойду пешком.

— Думаешь, туда можно пройти пешком?

— Почему нет? Сейчас попробую. Иди по радиодатчику. Минуты через две я тебя вызову.

Я вылез из вездехода и пошел по следам машины. Лицо мое защищала только кислородная маска, а кисти рук были открыты вообще. Я чувствовал, какая жуткая жара стояла здесь. Колея от моего вездехода кончалась внезапно, словно срезанная ножом. Я постоял с секунду и сделал шаг вперед. Передо мной высилась конструкция. Воздух, несомненно, стал прохладнее. И еще одна странность — горизонт как бы сузился. Но это могло быть и от того, что в вездеходе мои глаза находились метра на полтора выше. На ровном месте и это имело значение.

Несколько минут у меня ушло на то, чтобы вернуться в машину, вызвать Строкина, сказать ему о том, что я намерен делать дальше, убедиться, что тот на предельной скорости идет в мой квадрат, и снова вернуться к странному сооружению.

На связь со Строкиным я должен был выйти через полчаса.

Еще раза три я обошел вокруг странной конструкции, уже более смело заглядывая в ниши и похлопывая рукой по выступающим частям. И если раньше я отметил, что оно, кажется, было изготовлено из металла, то теперь я начал различать цвета металла. Преобладающим был малиновый с множеством оттенков, переходящих в желтый и фиолетовый. Завершенность форм конструкции привела меня к мысли, что это какой-то законченный, отдельный, специальный аппарат, у которого нет никаких функциональных связей с окружающим миром. То есть я пришел к мысли, что это какой-то летательный, скорее всего космический аппарат. Одна из ниш оказалась настолько глубокой, что свет в нее уже не проникал. Уверенность, что ничто здесь не причинит мне вреда, возникла у меня давно. Она окрепла и даже казалась внушенной, внешней, не подавляющей, но какой-то призывной. Словно кто-то приглашал меня войти и просил помощи.

Я уже не мог, да и не хотел противиться этому зову.