Виктор Колупаев - Избранные произведения в одном томе

Подготовка к эксперименту велась быстро. Я изучил отчет Навагина и уже хорошо представлял, с чем мне придется столкнуться в прошлом. Афанасий не знал покоя, без конца уточняя мельчайшие события в своем «подшефном времени». Несколько раз он просил меня показать ему коллекцию улыбок.

— Для пользы эксперименту, — как говорил он.

Не знаю, попросил бы он когда-нибудь меня об этом или нет, если бы нам в скором времени не пришлось работать вдвоем.

— С этим можно… — говорил он, просмотрев коллекцию, но так ни разу и не улыбнувшись.

«С этим можно начинать», — так я понимал его слова, и это даже льстило мне. Афанасий Навагин не порицал улыбку.

Эксперимент начался в конце лета.

В этот день все были очень предупредительны к нам, старались что-нибудь посоветовать, чем-нибудь помочь.

— Не трусите? — спросил нас директор института перед самым началом.

Я отрицательно покачал головой.

— Я не струшу, — сказал Навагин.

И вот началось…

Мы стояли посреди бесновавшейся толпы мужчин, женщин и подростков. Багровые отсветы тысяч факелов освещали перекошенные лица. Рев толпы, отчетливые ритмы маршей, взвинченность, скрытый страх и выпиравшие из людей ненависть, звериная злоба и злорадство. Я знал, с чем мне придется встретиться. И все же я был ошеломлен.

Это были люди, только совсем не такие, какими я их привык видеть. Посреди площади, окруженной многоэтажными домами, балконы, окна и крыши которых были облеплены людьми, горел костер. Его пламя поддерживали стопками книг, сгружаемых с автофургонов и грузовиков. С воплями удовлетворения и злорадства люди хватали книги и бросали их в огонь.

С того места, где мы стояли, было плохо видно происходящее, и Афанасий, схватив меня за руку, потащил ближе к костру, бесцеремонно расталкивая толпу.

Наконец мы очутились почти возле самого костра.

Улыбнуться здесь мне казалось кощунством. Я чувствовал, что не смогу этого сделать.

— Как люди могут?!! — Я не сумел договорить.

— Ничего. Сейчас начнется еще более интересное. Вон там. — Афанасий показал рукой куда-то за костер и чуть правее. — Вон там сейчас один не выдержит. И его убьют. — Он сказал это спокойно.

И тотчас же в той стороне, куда он показывал рукой, раздался пронзительный крик, который отчетливо прозвучал даже среди этого рева обезумевшей от злобы толпы. Там, за костром, толпа пришла в движение. Потом от нее отделился человек, упал, вскочил, снова упал и пополз. Десятки рук схватили его за одежду, удерживая. Но он продолжал ползти, волоча на себе других. На какую-то секунду ему удалось вырваться, и он достиг костра, выбрасывая из него полуобгоревшие книги. Чьи-то руки рванули его назад. Через несколько секунд толпа чуть отступила от костра. На асфальте осталась лежать неподвижная фигура.

— Он уже умер, — сказал Афанасий. — Что же ты не показываешь свою коллекцию?

— Я не могу.

— Не можешь! — Афанасий встряхнул меня. — Не можешь! Начинай! Какая разница, сейчас или в другой раз. Начинай!

И я вспомнил улыбку Андрея… Я заставил себя это сделать. Грустную, но живую, чистую, умную улыбку Андрея.

Мне показалось, что лица людей, бросавших мысли, жизни, надежды и чувства в огонь, чуть просветлели. На мгновение сбился ритм движения их рук. Но нет… Улыбка отскакивала от них. Она была ненужной, чужой, мешающей, вредной. Они даже не замечали ее, увлеченные своим делом. А потом вдруг один из них поднял с земли автомат и, не целясь, дал короткую очередь. И улыбка умерла, издав чуть слышный стон.

— Ты видел?! — крикнул мне Навагин.

Я все видел. Убили улыбку!

— Теперь ты понял, почему я ненавижу улыбку? Она делает человека сильным! Убей улыбку и тогда можешь делать с человеком все, что захочешь! Ха-ха! Смотри, что они сделают с твоими улыбками! Ты проиграл!

Тысячи больших и маленьких радостей, чувств и мыслей мог бы я подарить им.

— Ты вернешься отсюда. Вернешься опустошенным! И тебе уже никогда больше не захочется улыбаться! Ты возненавидишь улыбку, так же как и я! Смотри внимательно! Почувствуй свое бессилие…

Убили улыбку. Убили выстрелом в упор!

Я вспомнил Андрея. Его любовь, его ненависть, его музыку. И улыбки веером разлетелись по толпе.

И я увидел, как их ловили, чтобы бросить на землю и топтать ногами. В них стреляли, давили руками, тащили к костру и с размаха бросали в огонь. Человеческие беззащитные улыбки. Я видел, как несколько улыбок все же появилось на лицах людей. Одни со страхом пытались сорвать их, срывали и отбрасывали куда-нибудь подальше, чтобы никто не успел увидеть. Другие, растерянные, не знали, что делать. Третьи старались спрятать их, но делали это робко и неуклюже. Замеченная на лице улыбка срывалась с человека теми, кто стоял рядом. Срывалась с кожей, с кровью, с криком разорванного рта.

У меня не было больше улыбок Андрея.

Нет, люди не могут так поступать, не могут не понять. И я отдал им улыбки Ольги, Любы, Светки, Толи Крутикова, Игоря. Улыбки встреченных мною когда-то прохожих. Улыбки знакомых. И еще бессмысленные, такие беззащитные улыбки моей маленькой Бекки.

И все-таки я привел их в смятение. Я видел, как, пряча под пиджак книгу, исчез в толпе человек. Я видел, как многие поспешно расходятся, как в бешенстве топают ногами перепуганные насмерть мещане, слабые даже с оружием в руках.

У меня осталась только одна улыбка. Улыбка Энн. Она была слишком горькая, чтобы отдать ее им. Но она была и слишком жаждущая жить. И я отдал им последнюю улыбку. Я заметил, как испуганно вскинула брови стоящая неподалеку девушка и спрятала что-то на груди. Я уверен, это была улыбка Энн.

Они еще жгли книги, но толпа уже бросилась прочь от костра. И ни крики, и ни выстрелы не могли ее удержать.

И тогда Афанасий указал на меня пальцем.

Дальше я ничего не помню…

Я очнулся лежащим на полу лаборатории на чьих-то пиджаках.

— Где Афанасий? — спросил я.

— Какой Афанасий? — удивленно спросил Игорь. — Что там произошло?

— Где Афанасий Навагин?

— Успокойся. Успокойся. О каком Афанасии ты говоришь?

— Афанасий, который слишком тщательно изучил свое «подшефное время». Где он? — Я вскочил на ноги.

— У нас не было никакого Афанасия. Ты что-то перепутал.

В лаборатории было очень много людей. Все они смотрели на меня чуть-чуть испуганно и непонимающе.

— Афанасий ненавидел улыбку! Разве вы не помните?

— Такого у нас не было.

— Ну хорошо, об этом позже. Как я выбрался оттуда?

— Тебя вытащил Андрей, — сказал Игорь. И такая боль почувствовалась в его словах! Светка плакала. Слезы… — Он умер. Его уже увезли.

— Умер! — закричал я. — Почему?

— Его убили выстрелом в спину, когда он спасал тебя.