Йен Уотсон - Блудницы Вавилона

Алекс уже был рад, что не застал Дебору, хотя к храму подходили все новые женщины, а за ними, естественно, потянулись и мужчины.

Чему он радовался? Тому, что у нее все так быстро решилось? Тому, что она не увидела его здесь? За кого он радовался — за себя или за нее?

Алекс вдруг понял, что храм помогает людям постичь себя: разобраться в запутанных чувствах, увидеть в себе ложное благородство, лицемерное притворство, эгоизм и вожделение, понять иллюзорность устремлений — с тем чтобы научиться наконец любви, преданности и радости? Храм Иштар обнажал и встряхивал болото эмоциональной рутины и в этом смысле служил промежуточной станцией на пути в будущее, понять и постичь которое надлежало прежде всего эмоционально.

Выбор его в итоге оказался случайным. Краем глаза он заметил выходящую из зала Дебору, которую сопровождал высокий чернобородый мужчина в тюрбане.

Алекс в этот момент находился в конце ряда, около женщины, более всего подходившей под характеристику «мышка». Маленькая мышка с короткими каштановыми волосами и мелкими, вполне заурядными чертами; не красавица и не уродина, так себе, ни то ни се. Ей, пожалуй, не было еще и двадцати. Он опустил руку в мешочек, вытащил первую попавшуюся монету и, не глядя, бросил ей на колени.

— Ты.

Она едва заметно улыбнулась.

— Полагается сказать «Во имя богини».

— Во имя богини.

Она легко поднялась, держа в пальцах серебряную монету.

Может быть, именно таким и должен быть в идеале выбор в храме Иштар? Наугад. Бросил монетку — орел или решка. И монетку тоже доставать наугад. Пусть все решает случай.

И пусть Дебора — она как раз шла через двор — думает о нем что хочет. Если, конечно, заметила. Ее, похоже, занимают собственные мысли. А может, она лишь старательно делает вид, что ничего не видит.

«Мышка» шагнула к храму, и Алекс, оказавшись сзади, заметил в ее коротких волосах золотую заколку.

Через высокие окна струился мягкий свет. Комнаты для парочек вытянулись по одну сторону нефа, напоминая ряд исповедален. Немногие занятые были завешены тяжелыми парчовыми шторами; в одной из них, несомненно, укрылся и педераст со своей избранницей. Никаких звуков из-за штор не доносилось. В тех, что оставались свободными, Алекс видел ложе, кувшин с водой, чашу, полотенце. Вино и фрукты, маленькая горящая лампада. «Мышка» повела его к алтарю, мимо подметавшей пол и тихонько насвистывавшей себе под нос старухи. Другая старуха меняла белье и наливала свежую воду в комнате, которую, должно быть, только что освободили Дебора и ее любовник. Наверное, каждая из приходящих в храм женщин на какое-то время становилась в нем жрицей. У алтаря «мышка» опустила серебряную монету в большую золоченую вазу, уже наполовину заполненную другими монетами. Из котла тянуло ароматом сандала и ладана. Спутница Алекса опустилась на колени и произнесла короткую молитву на вавилонском. О чем она молилась? Чтобы он не был груб с ней? Или чтобы небо не дало ей ребенка?

Женщина направилась к кабинке между двумя другими свободными кабинками. Они вошли, и Алекс задернул шторы. Глядя один на другого, разделись в прыгающем свете лампады. На мгновение он представил ее в школе или в церкви какого-нибудь захолустного американского городка. Но нет — здесь она была вавилонской блудницей.

Маленькие, но упругие груди. Узкие бедра и выбритый лобок, из-за чего она казалась еще более юной и обнаженной. А вот подмышки волосатые.

Тела их соприкоснулись, и он забыл о школах и церквях.

Получилось вполне удовлетворительно. После нескольких неловких тычков он без труда проник в тесное влажное лоно и быстро кончил, после чего еще немного подвигался, что, как показалось, пробудило в ней ответное желание. Постепенно он снова набрал ритм. На этот раз до эякуляции дело не дошло, зато она достигла оргазма, завершившегося на пике не вскриком, а тихим вздохом.

Потом Алекс лежал, поглаживая ее волосы и золотую заколку.

— О чем ты молилась у алтаря?

— Я молилась за тебя, грек.

Может быть, вопросы задавать не принято? С другой стороны, они уже в некотором смысле обменялись достаточной информацией друг о друге. Вскоре «мышка» зашевелилась, давая понять, что хочет встать. Он поднялся.

— Вина?

Она покачала головой, несколько раз обмакнула руку в кувшин, побрызгала на бедра и между ними, вытерлась полотенцем и начала одеваться.

Алекс последовал ее примеру. Раздеваясь, он осторожно снял и сложил набедренную повязку, чтобы не обнаружить спрятанный в ней сверток, но теперь забыл о своем маленьком секрете, и тот, выскользнув, упал ей под ноги. К ужасу Алекса, она наклонилась, подняла сверток и прошлась по нему пальцами.

— Что это у тебя, грек? Амулет-оберег для чресл?

— Нет, нет.

Девушка развернула ткань, обнажив пластиковую коробочку.

Глаза ее расширились.

— Святая Иштар!

— Дай сюда! Не смотри!

— Не смотреть? Да тут и одного взгляда достаточно. — Она вовсе не торопилась возвращать дата-картридж. — Интересные ты прячешь штучки. Да еще в таком месте. Ну и ну.

— Ты права, это что-то вроде амулета. Она постучала ногтем по пластику.

— О нет, нет. Ты знаешь, что это, и я тоже знаю, что это. Здесь такого не найдешь. — Голос звучал спокойно, и Алекс мог бы поклясться, что находка ее нисколько не испугала. — Где взял?

— Нашел. — Где?

— Это упало с осла. Она весело рассмеялась.

— Ну конечно! Мимо проходил осел, и эта штука свалилась тебе под ноги. Точнее, в причинное место.

— Что-то вроде того. Я не знал, что с ней делать, собирался спрятать где-нибудь. Раз оказалась в Вавилоне, значит, на ней что-то важное. Только вот для кого? И почему?

— Послушай, грек… Кстати, как тебя?

— Алекс.

— Какое знатное имя. Меня зовут Фессания. — Она протянула руку, но не ту, в которой была кассета. — Будем знакомы.

Странное дело — пожимать руку тому, с кем только что лежал голый в постели.

— Не думаю, что здесь принято называть друг друга по имени, а, Фессания?

— Наверно. Только ведь у нас все изменилось, тебе не кажется?

— Не обязательно.

— Обязательно. Все изменилось. Понимаешь ли, Алекс, я ведь дама не из простых. — Она как-то странно, с горечью, усмехнулась, словно вспомнила другие времена и другие места. — Происхождение ко многому обязывает. У меня есть определенные амбиции, планы. Я многого жду от жизни. Во мне бурлят неутоленные желания! Вот что, я, пожалуй, все-таки выпью.

Алекс разлил вино по двум кубкам из темно-синего стекла, выложенных белыми фестонами. Отменный вкус вина стал для него приятным сюрпризом.

— Я так понимаю, что ваша милость не замужем?

— Не совсем.

— Собираешься? Она кивнула.

— Наверно, придется. У замужней женщины намного больше возможностей для интриг.