В Бирюк - Чума [СИ]

— Хорошо встретит! Я ль сестрёнку свою не знаю? Я ж её с вот таких… Да не мучайся ты! Всё будет хорошо! Дождёмся там войска и потихоньку…

— Блин! Войско! Скверно. Войско Боголюбского соберётся в Вышгороде. В последнюю неделю февраля. Там из разных мест придут. Не только Залесские — вся Русь. Полоцкие, туровские и… смоленские.

— Так это ж хорошо! С земляками повстречаюсь, поди, и новостей Вержавских послушаю.

Я тревожно смотрел на Агафью. «Девичья память». Хоть и не девушка вовсе. Привыкла к безопасности, к моему порядку. Напрочь забыла об обычаях «Святой Руси», где баба-простолюдинка без мужа, без хозяина, без родни и давних соседей… товарная ценность. Сходно с моей глупостью в Великих Луках.

Ещё у неё совсем выпал из внимания мой… «резкий» уход из Смоленска, мои отношения со Смоленским князем Романом Благочестником. Тот, конечно, христолюбив. Но сильно злопамятен.

— Гапа, у Благочестника ко мне вражда сильная…

— Да знаю я! Как евоная сестрица к тебе в мастерскую бегала…

Факеншит! Вот так выглядит гос. тайна на «Святой Руси». Я-то думал, что про наши с Еленой Ростиславовной… А тут — мало что не на торгу в крик.

— А того ты не знаешь, Агафья, что Благочестник «потьмушников» своих за мной посылал. В Твери я от них только в Бряхимовский поход и спасся. И ещё людишки приходили. Зельем меня извести. Со слов Долбонлава, пока в Киеве Ростик сидел, пока смоленские у власти были, Катерину держали плотно. Ждали, поди, что я к ней прибегу. Кобелька на сучку ловить — милое дело.

— Да соткудава они знать могли?!

— Что-то люди видели. А может, она сама… про свою любовь ко мне… Ростик помер, власть взяли волынские. «Потьмушники» по-отваливались. Все ли? — Не думаю. Подойти ты к ней сможешь. А вот увезти с собой… рискованно. Придёт Боголюбский в Вышгород, придёт и Благочестник. С Благочестником у нас… любовь до гроба. Кто кого туда первым положит. Его сестрица… это ж не единственный случай.

— Ой, Ваня, ты и жену его…?!

— Уймись. Я немало баб да девок на Руси… Но не всех. Из княгинь… пока одна была. Да и то вдова.

— Ой, а кто? Ты б похвастал, Ваня. Я ж — никому, ни-ни!

— Меньше знаешь — крепче спишь. Спать ты нынче будешь крепко. Поняла? Дальше. Попадёшь ты в Вышгород в Рождеству. Чуть раньше. Идти двум молодым одиноким красавицам черниговскими землями навстречь войску… Боголюбский, наверняка кыпчаков своих позовёт. Да и прочие… парни молодые… бабы на путях…

— Ой, да что ты выдумываешь! Одна. Одна молодая да красивая…

— Этого не хватит?

Таскать баб по Руси… только с автоматическим, многоствольным, крупнокалиберным и чтобы цинки — стопкою. Я это ещё со своего первого забега из Киева запомнил.

— В феврале Михалко, брат Боголюбского, нынешний князь Торческий, Жиздором на Рось поставленный, поведёт торков на Смоленск. Шапки у них другие, не кыпчакские. А так-то… Всё что плохо лежит — ноги приделают, всё, что на виду стоит — ноги раздвинут. Тебе такое надо? Боголюбский примет выбор полусотни городов русских: себя — Великим Князем. Михалко, как узнает, перейдёт на его сторону. Со смоленцами пойдёт назад к Киеву. Как бы не с середины февраля в Вышгороде смоленские «потьмушники» ходить будут вольно. Могут прибрать. Или Катерину, или тебя. Тогда… на подвес под кнут. Будет хуже, чем когда вас под Вержавском об серебре пытали.

— Гос-споди! Да с чего меня сечь-пытать? Я ж не знаю ничего!

— Голова Дворцового Приказа Всеволжска очень много знает. И про дела, и про людей. Э-эх… Не пускать бы тебя. Но к кому другому Катерина не пойдёт. А на мне долг перед ней.

— Не пойму я: с Вышгорода идти нельзя, оставаться нельзя. А чего делать-то?

— Идти. Но не по Десне, а в Киев. Первого марта — Новый год. На другой день войско Боголюбского обложит город. Дня за три до того Жиздор с города сбежит. Оставит брата Ярослава, жену, семейство, дружину… И побежит собирать новое войско.

— Вва… Ваня. А ты откуда такое…? Ты… ну… ты пророк? Как Иезикииля?

— Ага. Чту ясно по свитку кожаному. Брось, Гапа, я не знаю. Я так думаю…

— Тебе Богородица… эта… озаряет?

— Факеншит! Гапа! Озаряет! Да, итить молотить, хреновастенько светит! Ладно. Через неделю Боголюбский возьмёт Киев. На щит.

— Да ну. Не может того быть! Киев лет сто никто на щит не брал.

— Как не сладка халва, а и она кончается. Когда войско берёт город, то… бабам с девками не сладко. Но не долго — день-три. Потом всякие… приключения заканчиваются. Можно и в подполе пересидеть. А главное… Я там буду. Найду и обороню.

— Пойдёшь? С Боголюбским?

Подобно Андрею, я не хотел идти к Киеву. И находил для того множество причин. Если суздальские да рязанские уйдёт, кто останется рубежи беречь? А вдруг эмир Ибрагим воевать надумает? — Хотя я знаю, что после «гаремного зеркала» и последующей смуты Булгария не может даже башкортов по степи гонять. А вдруг кыпчаки наскочат? — Пока Боняк ханом сидит — половцы ни на Всеволжские земли, ни на Рязанские не пойдут. А ежели новгородцы нападут? — Не «ежели» — нападут. Летом следующего года. Не на меня, а на Белозерье.

«Причин» я находил множество. Но возможности, которые открывались от участия в перемене власти на стороне победителя…

«Пёрышко сломало хребет верблюду». Присутствие в тех местах в это время Агафьи и Катерины, необходимость их защитить, оказалось таким «пёрышком».

— Пойду, Гапа. И на стены полезу. Чтобы поскорее вас найти да от всяких глупостников защитить.

— Ванечка! Хороший! Эта… а может мы с Катюхой какую пользу сделать сможем? Изнутри? А? Ну, там, воротников напоить, ворота открыть. А то — лестницу верёвочную скинуть. Как в Антиохии было. Трифа тут давеча книгу нам читала…

Социал-демократия, ить её. В смысле: кружки самообразования. Книжки, они, вишь, читают. А после соберутся и устроят… Революцию. Какую-какую. До какой додумаются.

— Не лезь ты в это дело. Голову на раз оторвут.

Вот так я её и испугал. Полезет. И на стены, воев высмотреть где сколько, и в башни воротные, и в казармы — дома, где пришлые отряды поставлены… Совсем нехорошо. Воин, который из смертного боя вышел или завтра в него идёт… не вполне адекватен. Когда смерть чудом мимо прошла — на многое в жизни смотришь иначе. И на женщин — тоже. А уж когда такие неадекваты толпой…

Словами её не остановить. Дело какое-нибудь придумать… Эдакое. Чтобы важное и без дурней толпами обочь.

— Есть у меня забота. Наиважнейшая. Я тебе сказал, что Жиздор, дня за три-пять до подхода войска к Киеву, из него сбежит. Он — Великий Князь. За него куча народа смертно биться будут. Ежели его… цап-царап… много меньше крови русской прольётся. В Киеве его не взять. На Волыни или на Роси, куда он побежит — тоже. А вот в дороге… Кабы я знал, когда он побежит, да каким путём — выскочил бы на дорогу и…