Питер Гамильтон - По ту сторону снов

– Да уж. Люди испытывали что-то вроде гипертрофированного чувства вины по этому поводу. Так появилось Убежище: единственная планета, которую человечество терраформировало с нуля. Двести лет мы сбрасывали на нее миллиарды тонн микробов и прочей биологической дряни, подготавливая ее атмосферу и песок для земных растений. Еще век бомбардировали ее семенами и насекомыми, а потом, как Ной из ковчега, выпустили туда животных, всякой твари по паре. Все виды, за исключением людей. А, кажется, еще ос не хватает. Это единственная истинная чистейшая копия биосферы Земли в галактике, и человек – единственная форма жизни, которой туда вход воспрещен. Супер! И в океанах Убежища много китов. Сплошные киты. У нас была такая огромная коллективная вина перед ними, а теперь все в порядке.

– Ты так цинично это все преподносишь.

– Он самоуничижается, – сказал Фергюс. – На самом деле ему нравится Убежище. Как думаешь, на чьи деньги все это делалось?

– Так было необходимо, – возразил Найджел. – Эксперимент.

– Эксперимент?

– Ну да. Понимаешь, в нашей галактике много пригодных для жизни человека планет; биохимия другая, но не смертельная. – Он взмахнул рукой. – Вот как здесь, мы сосуществуем нормально; есть даже некоторые местные растения, пригодные нам в пищу. Но если наши колонизационные флоты доберутся в другую галактику, а биохимия большинства планет окажется несовместима с нашей, мы должны знать способ терраформировать планету с нуля. Лучше научиться этому до начала путешествия.

– В другую галактику? – Кайсандра прижала руки к вискам. – Неужели для меня нет способа выбраться из Бездны? Я хочу жить там, снаружи. Я хочу на свободу.

Найджел огорченно посмотрел на нее.

– Прости меня и мой рот. Мне пора бы уже научиться затыкать свой фонтан дерьма.

– Нет, – сказала она. – Не вздумай молчать ни о чем. Никогда.

Утром они влезли в свои пустынные одежды из серебристо-белой ткани. Ткань имела те же термические свойства, что и материал палатки. Из такой же ткани были сделаны широкие гибкие колпаки, которые они надели на лошадей, стремясь защитить их головы от прямых солнечных лучей.

Кайсандра тщательно обернула тюрбан вокруг головы, стараясь убрать все волосы с лица. С плотно намотанной тканью было трудно убедиться, что ее затемненные очки правильно подогнаны.

– Я с трудом могу двигать челюстями, – пожаловалась она.

– Я воздержусь от очевидного комментария, – сказал Найджел и встал перед ней, поправляя полоски тюрбана, которые она завернула под подбородок. – Так лучше?

– Вроде ничего.

– Ты готова?

– Уракус, да.

Верхом на лошадях они покинули предгорья, где последние пучки растительности цеплялись за склоны неглубоких оврагов, и оказались среди дюн. Это уже началась сама пустыня. Найджел и Фергюс проверили, справляются ли шины с горячим серым песком, – похоже, все шло нормально. Тележки с бурдюками явно катились достаточно гладко.

Уже через час после того, как отряд выступил в путь, Кайсандра обрадовалась пустынным одеждам. Когда она их надевала, то чувствовала себя словно спеленутой, они казались чересчур сковывающими движения. Но в седле, пока лошадь плелась вперед, Кайсандре не приходилось особенно шевелиться. Зато блестящая поверхность ткани отражала солнечное тепло, в то время как тепловая защита не позволяла горячему воздуху обжечь кожу. За исключением дыхания. Воздух, попадавший в рот, обжигал почти до боли, мгновенно высушивая горло. Кайсандра постоянно глотала воду из трубки, уходящей во флягу, которая была привязана к ее животу под одеждой. С наступлением утра вечная жара пустыни становилась чем-то, о чем Кайсандре не удавалось забыть ни на секунду. Жара охватывала ее со всех сторон, хотя так и не сумела прорваться сквозь ее защиту. Действительно настоящее приключение – бросить вызов столь враждебной среде. Кайсандра начала задаваться вопросом, нашли ли сокровища дерзкие ранние исследователи пустыни. Конечно, никто не мог оказаться настолько безумен, чтобы идти к центру пустыни, как они. «Может, легенды о костях – это просто лихорадочный бред, вызванный жарой?»

Дюны становились все больше, песок – более рыхлым и сыпучим. Путь, который выбирал Найджел, ведя их в сердце пустыни, всегда шел по склону, подъем сменялся спуском. Ровных участков не было. Вскоре предгорья исчезли из виду, остались только горы Буге, невероятные снежные вершины, сверкающие над пустыней.

Раскаленный воздух был насыщен мельчайшими частицами, их перемешивал слабый, но постоянный ветерок. Несмотря на пустынные одежды Кайсандры, песчинки начали пробираться внутрь и царапать ее кожу. Теперь девушка часто моргала, выступающие слезы промывали глаза. Ее лошадь постоянно качала головой в раздражении и коротко ржала, протестуя против ужасной жары. Кайсандре приходилось постоянно отправлять телепатические команды, чтобы удерживать лошадь на правильном пути: резкое белое сияние монотонных песков нервировало животное. Только мод-лошади спокойно топали вперед, окружающий ландшафт их не тревожил.

Через четыре часа Найджел остановился под прикрытием высокой дюны.

– Я просчитался, – объявил он. – Температура становится опасной для животных. Безумие – путешествовать по пустыне днем и уж тем более в полдень. Мы встанем здесь лагерем до вечера и продолжим путь ночью.

Кайсандра не возражала. Конечно, ей хотелось двигаться дальше и добраться до центра пустыни, разгадать ее тайну. Но ее лошадь нервничала все сильнее, и она ощущала угнетенные мысли животного. Когда Кайсандра спешилась, несчастная лошадь громко заржала, испугав ее. С тех пор как они вошли в пустыню, их окружало безмолвие. Кайсандра подняла очки на лоб, чтобы вытереть глаза, и ослепительное сияние вокруг ее потрясло.

Путники установили большой тент и привязали животных, хотя они и так вряд ли бы куда-нибудь убежали. Затем Кайсандра помогла Мадлен и Расселу поставить палатки, а Найджел и Фергюс осмотрели оси тележек с бурдюками и добавили свежее масло в подшипники, чтобы компенсировать попавший внутрь песок.

Кайсандре не терпелось оказаться в палатке. Странно противоречивое чувство клаустрофобии, которое ей доставляла одежда при каждом движении, пока девушка соединяла шесты и ввинчивала колышки в песок, приводило ее в бешенство. Как только Кайсандра напоила свою лошадь и задала ей корма, она поспешила в палатку и разделась до нижнего белья. Горячий, на грани невыносимого, воздух внутри палатки обжигал, но ей было наплевать – такое облегчение она испытала, освободившись от одежды. Кайсандра долго пила из охлаждающей воду фляги, задыхаясь от того, какой ледяной оказалась вода – чуть выше точки замерзания.