А. Дж. Риддл - Холодный мир

Вообще, именно это убеждение и привело меня в тюрьму.

Нужно собраться. Зачем он говорит нам все это? Очевидно, чтобы выиграть время, давая мне знание, которое я искал всю свою жизнь: истинную правду о Вселенной. Оправдание всей моей работы. И что же он хочет получить взамен? Время. Доверие. Но он достаточно умен, чтобы понять, что услышанное не заставит нас передумать. Может быть, есть что-то, чего я не заметил…

Я смотрю на часы: остается меньше четырех минут. Почему он просто не попросит нас остановить зонды? Есть что-то еще, но мне нужно глубже понять его мотивацию – в этом ключ.

– Зачем убивать наш вид? – спрашиваю я. – Можно было бы устроить переговоры, чем мы, собственно, сейчас и заняты.

– Можно было бы? Ты думаешь, что то, что происходит сейчас в этой Солнечной системе, не происходило миллионы раз до этого? Ваша собственная история тому ответ. Бессчетное количество раз ваш вид захватывал новые и новые земли, уничтожая другие виды, что привело к нехватке массы. И это ведь не ограничивается растениями или животными вашего мира. Вы убивали себе подобных людей или заставляли их переселяться туда, куда вам выгодно. Это вообще не заслуживает потраченных ресурсов. Когда более развитой группе людей что-то нужно – она приходит и берет это. Так что мы просто делаем то же самое, что вы делаете по отношению к другим группам людей, играем с вами по одним и тем же правилам.

– Ты говоришь о том, что было давным-давно. Мы уже прошли эти темные главы своей истории.

– Нет. Вы убеждаете себя, что вы лучше, потому что выбранный вами стиль жизни позволяет потворствовать вашим моральным фантазиям. Приход Долгой Зимы открыл истинную правду о вашем существовании.

– Мы могли бы все обсудить. Если бы вы проявили сочувствие, то мы могли бы обо всем договориться.

– Вы основываетесь на том, что ваш вид отличается от миллионов, встреченных нами ранее. Однако вам не приходило в голову, что мы пытались договариваться раньше? Суть в том, что мы создали определенный массив данных, позволяющий прогнозировать последствия подобных встреч. Ваша досингулярная цивилизация ненадежна и имеет склонность к жестокости. Поэтому наши действия были очевидны: предполагалось, что вы не будете такой уж угрозой.

– Теперь хотите пересмотреть данную оценку?

Аватар впервые улыбается.

– Ну, я должен, на самом деле. От нас ведь, по иронии судьбы, ускользнула одна аномалия.

– Аномалия?

– Ты, Джеймс.

Не ожидал. Что он пытается сделать?

На часах остается меньше трех минут.

– Я?

– Наши оценки вашего вида были ошибочны лишь в одном: твоем развитии. По сути, ваша раса совершила большой скачок вперед, сквозь точку сингулярности… А затем сделала шаг назад. Ты, Джеймс, один из тех, кто сделал возможным этот прорыв и повел ваш народ в будущее. Ты открыл им новый мир, а они за это упекли тебя за решетку, потому что хотели остаться в прошлом, где им было удобнее всего. Биологически, так сказать. Так что мы не замечали этого прогресса, не видели твоего потенциала. Мы даже не предполагали, что в вашем мире может появиться разум, подобный твоему, намного опережающий свое время. Разум, способный сражаться с нами. Но что еще более удивительно, что в минуту крайней нужды они пришли к тебе. И совершенно неожиданно ты согласился помочь, простив тех, кто тебя преследовал. Ты сражался за людей, которые посадили тебя в тюрьму просто за то, что у тебя возникли правильные мысли в неправильное время.

Эмма не сводит с меня глаз. Теперь она понимает, что со мной случилось.

Художник переводит взгляд на нее.

– Да, Эмма, этого ведь ты тоже не знала. Еще один секрет, о котором он боялся тебе рассказать. Боялся того, что ты можешь подумать. Смотри, я тебе покажу.

Изображение сидящего в библиотечном кресле пропадает, и на его месте возникает еще одно воспоминание Оскара. Это было год назад.

Я стою в больничной палате. На кровати с закрытыми глазами лежит мой отец. Медицинские датчики показывают, что он очень слаб. Стоящий рядом Алекс одной рукой обнимает Эбби, а другой меня. Оуэн тоже здесь, он напуган, но слишком маленький, чтобы понимать, что происходит. Сара к этому моменту еще не родилась.

Стоя в больничном коридоре, Оскар наблюдает за тем, как я разговариваю с Алексом и Эбби.

– Я могу его спасти, – звучит мой голос.

Даже удивительно, каким молодым я выглядел тогда. И каким наивным.

– Как? – спрашивает Алекс.

– Ты мне доверяешь?

Брат кивает в ответ.

– Конечно.

Воспоминание гаснет. Теперь мы с Оскаром снова в моей лаборатории, лихорадочно работаем над прототипом. С утра до ночи мне помогают четверо моих ассистентов. Знал бы я тогда, что один из них предаст меня.

– Сработает, сэр? – спрашивает Оскар.

– Скоро узнаем.

Экран снова гаснет. Мы снова в больничной палате. Надев специальную шапочку на голову отца, я провожу сканирование.

И снова лаборатория. Открыв дверь, я приглашаю Алекса и Эбби войти.

– Это начало чего-то нового, – поясняю я. – Сегодня мы творим историю. Нам больше никогда не придется прощаться с папой. Никогда.

Я нажимаю кнопку на своем планшете, и прототип за моей спиной садится. У меня не было времени заставить его выглядеть так, как мне бы того хотелось, но он работает.

– Что это? – спрашивает Алекс.

Эбби озадаченно хмурится.

Я поворачиваюсь к прототипу.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Джеймс, как бы мне уйти из этой больницы?

– Это мы скоро обсудим, пап. А сейчас мне нужно провести диагностику.

Сзади раздается звук падения.

Обернувшись, я вижу Алекса лежащим на полу. Отступая назад, он запнулся за какое-то лабораторное оборудование. Эбби испуганно трясет головой.

– Что ты наделал? – кричит Алекс.

Я скрещиваю руки.

– Знаю, это кажется сумасшествием, но скоро это станет абсолютно обычным. Люди со смертельными заболеваниями больше не должны умирать.

– Ты засунул отца в эту штуку?

– Это тело…

– Это омерзительно.

Алекс практически выбегает из комнаты, Эбби бросается за ним.

Мои лабораторные техники смотрят на меня и отца. Тогда я ожидал, что они будут радоваться, понимая, что это успешное завершение всей нашей долгой работы. Это было больше, чем создание искусственной жизни или искусственного интеллекта – как было в случае с Оскаром. Это было создание новой формы существования, с большей продолжительностью жизни. Практически бессмертной. Такова была наша судьба.

Но я допустил ошибку. Сейчас, оглядываясь назад, это для меня абсолютно ясно, но тогда я этого не знал. Да и не понимал человеческую природу так, как понимаю сейчас. Люди боятся того, чего не понимают. Боятся неопределенности. Боятся будущего, в котором не ясно, как выживать. Таково было мое преступление: непонимание человеческой природы.