А. Дж. Риддл - Холодный мир

Сорок секунд.

– А если мы скажем «нет»?

– Вы приговорите своих людей к смерти. От следующего «сборщика» – или как вы там его называете – вы такого предложения не получите. Как я говорил ранее, я нахожусь внизу иерархической цепи. Меня отправляют в те системы, у которых очень мала способность защитить себя. Без сомнения, другие пришедшие вас просто сметут.

Джеймс изучает экран, его глаза бегают из стороны в сторону.

Тридцать секунд.

Наконец он поднимает глаза на Художника и улыбается.

– Раньше, когда ты только прибыл в нашу систему и провел оценку возможностей, ты облажался, не так ли?

– Да, думаю, так можно сказать, – осторожно кивает Художник.

– Ты не учел одну аномалию, – продолжает Джеймс. – Меня.

– Да. – Это слово Художник растягивает.

– А ты не думаешь, что снова совершаешь ту же ошибку?

Художник качает головой.

– Я не…

– Может быть, ты все еще не понимаешь нас. Или аномалию. Это то, что делает нас другими. Как ты заметил, мы не превосходный вид. Мы стерли с лица земли огромное количество ее обитателей. Мы уничтожали собственных людей во имя прогресса и воевали друг с другом. Мы виновны во многих преступлениях. Но мы также смогли доказать, что являемся биологическим видом, который учится на своих ошибках. Я ничем не отличаюсь от остальных. Моя ошибка была в том, что я не смотрел на мир глазами своих товарищей, а видел только свое собственное будущее. Больше я эту ошибку не повторю.

– О чем ты говоришь? – Голос Художника, и без того лишенный эмоций, сейчас звучит еще более механически.

Десять секунд.

– Я говорю о том, что человечество никогда не пойдет на сделку с тобой. Люди хотят, чтобы их жизнь чего-то стоила, и это не должна быть жизнь внутри машины – пока нет. Я знаю это лучше, чем кто-либо из живущих. И не потащу их, кричащих и отбивающихся, в то будущее, которое хочу для себя, или в то, которое спасет тебя и изменит нас.

Пять секунд.

– Джеймс, останови зонды! Сейчас же! – кричит Художник.

На экране вспыхивает сообщение:

ОБНАРУЖЕН ВИРУС

КОММУНИКАЦИОННАЯ СИСТЕМА ЗАРАЖЕНА

Джеймс нажимает кнопку.

СИСТЕМНОЕ ЯДРО ОТКЛЮЧЕНО

Экран гаснет.

Художник исчезает.

Через дверь отсека я вижу, как на поверхности Цереры одна за другой загораются, подобные белым цветам, вспышки – атакующие зонды уничтожают «сборщика».

Я вздыхаю, даже не подозревая, что так долго задерживал дыхание.

Отстегнув удерживающие ремни, я подплываю к иллюминатору и вижу, что поверхность планеты теперь напоминает поле из кратеров. А на том месте, где находился центральный узел «сборщика», теперь зияет огромный провал.

Обернувшись, я вижу, что губы Эммы двигаются – она что-то говорит, но я не могу разобрать слова. Корабельный компьютер, как и переговорные устройства, отключен.

Подлетев ближе, я подключаюсь к ее скафандру напрямую.

– Мы…

– Мы победили его, Эмма.

– А компьютер?

– Не знаю. Художник пытался инфицировать его, чтобы использовать коммуникационные панели.

– Чтобы отозвать атакующие зонды?

– По-видимому, да.

– А для чего еще это могло быть сделано?

У меня есть еще одна теория, для чего Художник делал это, но я не хочу ей говорить. Хотя это я уже проходил: хранил от нее секреты. Повторять я не собираюсь. В ту же секунду я принимаю решение говорить ей только правду.

– Он мог либо отключить зонды, либо отправить передачу в Сеть – позвать на помощь. И пришли бы подкрепления.

– А мы можем перезагрузить систему? – Эмма отводит глаза.

– Можем, но этого делать не стоит.

– Мы должны.

– Слишком рискованно. Если вирусу Художника удалось поразить «Лео», то перезагрузка может дать ему доступ к тем коммуникационным возможностям, которые у нас еще остались.

– Тогда мы просто будем болтаться тут без управления.

– Не совсем. – Через люк отсека я показываю на летящий вокруг Цереры космический мусор – остатки девяти кораблей и всего, что бросил в нас «сборщик». – Где-то наверняка есть исправная спасательная капсула одного из кораблей. Мы найдем ее и выберемся отсюда, обещаю.

Слова звучат с большей уверенностью, чем на самом деле у меня есть. Я не хочу волновать ее. Взглянув на контрольную панель на моей левой руке, я замечаю, что кислорода осталось на десять часов и двадцать три минуты. За это время мы должны найти спасательную капсулу.

Время пошло.

Мне требуется тридцать минут на то, чтобы изолировать мостик и все его компьютерное обеспечение, содержащее основное ядро системы «Лео», а также данные телеметрии, собранные за всю миссию. В скафандре и перчатках это делать довольно долго, но важно вернуть компьютер и черный ящик домой. Нам нужно выяснить, удалось ли «сборщику» отправить сообщение, а также понять – было ли то, что он нам говорил, правдой и значит ли это, что скоро сюда явится второй «сборщик».

Закрепив компьютерное ядро на моем скафандре, мы систематически обыскиваем поле крушения. Спасательная капсула находится рядом с обломками «Спарты-3». Согласно показаниям на моем костюме, воздуха осталось меньше чем на два часа. Подключившись к системе капсулы, я обновляю запас кислорода в скафандре, снимаю шлем и кладу его рядом.

Неожиданно Эмма отталкивается от стены и, подлетев, обнимает меня. Ее глаза полны слез.

Обнявшись, мы смотрим через маленький иллюминатор на обломки, которыми заполнено поле Битвы на Церере.

Во всей своей жизни я никогда не был так благодарен.

Но есть одна вещь, которую я хотел сказать ей с того самого момента, как Художник раскрыл ее и мои секреты.

– Эй… – шепчу я.

Она прерывает объятия и смотрит на меня.

– Спасибо, что вернула мне мою семью. Вообще спасибо за все, что ты сделала.

– Ты бы сделал для меня то же самое.

Верно. Для нее я бы сделал все, что угодно.

Поев, мы с Джеймсом ложимся отдыхать. Не помню, чтобы когда-нибудь чувствовала себя такой уставшей. Почти восемь часов мы потратили на поиски спасательной капсулы среди обломков, так что это был один из самых длительных выходов в открытый космос в истории.

Джеймс переползает через меня, тяжело дыша от усталости.

– Тебе выполнять обязанности командира.

– Обязанности? – бормочу я сквозь сон.

– Сообщить обо всем Земле. Все ведь началось с атаки на МКС. Так что это был наш Пёрл-Харбор в Солнечной системе. И мы выиграли.

– Как и «Мидуэй».

Он морщится.

– Вроде того.

Я поднимаю бровь.

– «Мидуэй» был поворотным моментом во всей тихоокеанской войне. Это была битва, в которой воздушные силы союзников нейтрализовали японские авианосцы. А это больше было похоже на финальную битву… – Он поднимает руку. – Но сейчас это не важно. Над твоим знанием военной истории мы поработаем позднее. – Он включает терминал связи. – Можешь говорить.