Фрэнк Герберт - Машина бытия

Старшая девочка лежала на полу, все еще сжимая игрушечное ведерко и лопатку. На камнях рядом с ней виднелся красный след. Она посмотрела на Орна и медленно поднялась на ноги.

«Что бы ни говорил Бакриш, это не может быть явью», – подумал Орн. Однако исчезновение шриггара принесло ему странное облегчение.

Размахивая ведерком и стиснув в правой руке лопатку, девочка зашагала по направлению к Орну, не отводя от него глаз. Он вспомнил ее имя: «Моя сестра, Лури. Но ведь сейчас она взрослая замужняя женщина. И у нее уже свои дети».

На ногах и щеках ребенка виднелись песчинки. Одна из белокурых косичек наполовину расплелась. Девочка дрожала от ярости, которую может испытывать только восьмилетний ребенок. Метрах в двух от него она остановилась.

– Это ты виноват! – закричала она.

Орн содрогнулся от ее гневного голоса. Взмахнув ведерком, она швырнула ему в лицо песок. Жесткий поток песка ударил по коже, по серебряной каске, побежал по щекам. Орн вздрогнул. Потом потряс головой и вновь почувствовал боль, причиняемую потревоженными микроволокнами, касавшимися его черепа. Прищурившись, он увидел, как на зеленой стене неистово заволновались танцующие линии. Они гнулись, извивались, скручивались. Орн смотрел на это буйство пурпура сквозь алую пелену боли и вспоминал предупреждение наставника о том, что любое вызванное им существо будет обладать частично и его психикой.

– Лури, – сказал он, – прошу тебя, постарайся…

– Ты пытался влезть мне в голову! – закричала она. – Но я тебя вытолкнула!

Как сказал Бакриш: «Другие отвергнут твою половину, потому что не сумеют осознать ее». Это двойственное существо отвергло его, потому что ее восьмилетний разум не смог справиться с подобным опытом. И Орн понял, что воспринимает эту сцену как реальность, а не как галлюцинацию.

– Я тебя убью! – закричала Лури.

Она накинулась на него, размахивая крошечной лопаткой. Маленькое, сверкнувшее в тусклом свете лезвие резануло его по правой руке. Резкая боль! Рукав потемнел от крови.

Орну казалось, что он попал в ловушку кошмарного сна. С губ сорвались слова:

– Прекрати, Лури! Бог покарает тебя!

За спиной у ребенка – какое-то движение . Орн поднял голову.

С зеленой стены сошла фигура в красном тюрбане и тоге: высокий мужчина с горящими глазами и лицом аскета-мученика, с длинной седой бородой, уложенной, как у суфиев.

Орн прошептал его имя:

– Махмуд !

Огромное трехмерное изображение этого лица можно было увидеть в мечети на Каргоне.

Бог покарает тебя!

Орн помнил, как стоял рядом с отцом, глядя на изображение в мечети, поклонялся ему.

Махмуд подошел к Лури сзади, поймал ее за руку, когда она замахнулась для очередного удара. Девочка начала вырываться, но он крепко держал ее, медленно, методично выворачивая ей руку. С отвратительно резким звуком треснула кость. Ребенок закричал и все продолжал и продолжал кричать…

– Прекрати! – воскликнул Орн.

– Ты не можешь повелеть исполнителю божественной воли прекратить Его справедливую кару, – сказал Махмуд низким, раскатистым голосом.

Он схватил ребенка за волосы, остановился, подхватил упавшую лопатку и резанул ею по шее девочки. Крик оборвался. Ему на халат хлынула кровь. Он отбросил на пол обмякшее тело, отшвырнул лопатку и повернулся к Орну.

«Кошмар! – подумал Орн. – Это наверняка кошмарный сон!»

– Ты думаешь, что это кошмар, – пророкотал Махмуд.

И Орн вспомнил: это существо, если оно и было реальностью, также опиралось на его собственные реакции и воспоминания. Он отверг эту мысль.

– Ты и есть кошмарный сон!

– Твое создание сослужило свою службу, – сказал Махмуд. – Ты знаешь, что от него нужно было избавиться, потому что оно воплощало ненависть, а не любовь.

Орна мутило от злости и чувства вины. Он вспомнил, что суть этого испытания заключалась в познании чудес.

– Это было чудо? – спросил он.

– Что есть чудо? – вопросом на вопрос ответил Махмуд.

Орна накрыло ощущение тревоги. Предчувствие опасности давило на него.

– Что есть чудо? – повторил Махмуд.

Сердце Орна заколотилось. Не в состоянии сосредоточиться на словах, он выдавил:

– Ты действительно исполнитель божественной воли?

– Споры и ярлыки! – рявкнул Махмуд. – Разве ты не знаешь, что ярлыки – это лишнее? Существует нечто, неподвластное вашим названиям. Там, где кончается поле действия слова, начинается что-то иное.

Орна охватило покалывающее чувство, близкое к безумию. Он будто балансировал на границе хаоса.

– Что есть чудо? – прошептал он.

На ум ему пришли уроки Эмолирдо: слова… хаос… энергия. Пси равнозначна чуду! Нет. Еще ярлыки. Энергия .

– Энергия хаоса, получившая форму, – сказал он.

– Ты очень близок к сути, хотя это всего лишь слова, – прошептал Махмуд. – Чудо есть добро или зло?

– Все говорят, что чудеса – это добро. – Орн глубоко вдохнул. – Но это не обязательно так. Добро и зло зависят от мотивации.

– У человека есть мотивация, – сказал Махмуд.

– Своими чудесами человек может творить как добро, так и зло, все зависит от определения, – сказал Орн.

Махмуд поднял голову и уставился на Орна.

– Да?

После секундного напряжения Орн посмотрел на него в ответ. Успех в этом испытании приобрел для него глубинный смысл. Он чувствовал, как что-то внутри подталкивает его.

– Ты хочешь услышать от меня, что люди создают богов, чтобы те воплощали их определения добра и зла?

– Хочу?

– Значит, я прав!

– Это все, что ты можешь сказать?

Орн заставил себя сосредоточиться на смысле слов. Ему казалось, что он преодолевает быструю реку против течения. Расслабиться и забыть обо всем было так легко. Мысли разбегались. «Это все, что я могу сказать?»

– Что ты можешь сказать о творении человека? – спросил Махмуд. – Что ты можешь сказать о любом творении?

Орн подумал о кошмарных событиях этого испытания. «Может ли эта пси-машина усиливать ту энергию, которую мы зовем религией? – удивился он. – Бакриш говорил, я могу возвращать мертвых к жизни. По идее право на это имеет только религия. А изначальный Махмуд точно мертв. Он мертв уже много веков. Если это не галлюцинация, то все это, по-своему, имеет смысл. Но даже тогда…»

– Ты знаешь ответ, – сказал Махмуд.

Орн сказал:

– Создания могут действовать независимо от творца. Поэтому понятия добра и зла к ним неприменимы.

– Да! Ты выучил этот урок!

Махмуд наклонился и с неожиданной нежностью поднял мертвого ребенка. Потом отвернулся и зашагал обратно к извивающимся полосам на зеленой стене. На комнату опустилась тишина. Танцующие пурпурные линии почти замерли в липком оцепенении.

Орн ощутил смертельную усталость. Руки и ноги болели так, словно он до предела использовал их силу.