Артем Углов - Предел прочности. Книга первая

Видимо эмоции отразились на моем лице, потому что Соми отпрянул и настороженно спросил:

- А ты откуда будешь?

- Издалека.

- Понятно, - толстяк подозрительно посмотрел на меня и отвернулся.

Ему, может, и было что-то понятно, а я вот окончательно запутался. Одно знал точно - лишний раз светить информацией, из каких мест родом и как сюда попал, не стоит. Прямого запрета о молчании от того же Хорхе не поступало, но здравого смысла еще никто не отменял.

Я настолько погрузился в размышления, что едва не пропустил появление преподавателя: высокого сухопарого мужчины, лет пятидесяти, с совершенно седыми волосами. Он буквально вбежал в аудиторию и, заняв место на кафедре, обвел нас мутным взглядом.

Студенты один за другим начали подниматься со своих мест, и я последовал их примеру, протяжно заскрипев отодвигаемым стулом. Стояли долго, как провинившиеся дошколята, и все это время мутный взгляд преподавателя скользил по нашим лицам, словно искал шутника, подложившего виртуальную кнопку на стул.

- Пятнадцать человек, - наконец произнес он четко и ясно, что никак не вязалось ни с его возрастом, ни с его болезненными глазами, которые были что у пьянчуги после тяжелого похмелья. – Пятнадцать человек, - повторил он очевидную истину и, махнув рукой, разрешил садиться.

Пятнадцать парт, пятнадцать человек, десять парней и пять девушек. Так себе пропорция, то ли дело выпускной класс, где из тридцати двух учащихся только шесть было мужского пола.

- Ну что ж, что ж. Будем знакомиться, курсанты, - продолжил говорить наш преподаватель. – Вы все прекрасно знаете о той чести, которой удостоились, попав сюда. На одно место претендовали сотни кандидатов, а выбрали именно вас, помните об этом и оправдайте возложенные на вас надежды. Чего мы ждем от новых курсантов, понято, но что именно вы ждете от нас? Для чего вы поступили в стены этой академии и выбрали столь трудный путь? Да, путь трудный, поверьте мне, человеку, не один год проработавшему в стенах сего учебного заведения. Отбросьте иллюзии прочь, если пришли за славой, легкими деньгами и теплым местечком. Незабываемые образы детективов, созданные в кино и книгах, лишь красивая мишура для обывателя. Ваша жизнь будет состоять из работы, сплошной работы, где найдется место и бюрократии, и рутинным дежурствам, и долгим перелетам, а самое главное - риску для жизни. Это я еще молчу про серьезные нагрузки на психику, которые порою не выдерживают даже матерые профессионалы. Да, да не удивляйтесь, вы можете проработать пятнадцать лет, а на шестнадцатый год какая-нибудь мелочь выбьет вас из колеи, и настолько лихо, что лучшим исходом будет месяц беспробудного пьянства и длительные посещения мозгоправа. Что вы так коситесь на меня, курсант Мэдфорд?

Преподаватель сделал паузу, переведя взгляд мутных глаз на парня, веселившего перед уроками девушку с греческим профилем.

- Вам придется иметь дело не с леди и джентльменами, а с настоящими отбросами общества, лучшими из них, которые прошли естественный отбор выживания в криминальном мире. Поэтому не один учебник не убережет от сложных ситуаций, которые будут возникать на вашем пути. И рассказы отца с братом, которые долгие годы были агентами, вам не помогут.

- Тогда смысл учиться, - выпалил впереди сидящий толстяк. То ли глупый, то ли отмороженный напрочь. И так понятно, что тип с мутным взглядом сведет все к девизу «учиться, учиться, и еще раз учиться», тогда зачем бежать впереди паровоза. Зачем перебивать лектора в этой очевидно полувоенной системе, где порядок и дисциплина являются системообразующими.

- Курсант Соми Энджи - первое замечание. Три замечания от преподавательского состава в течение одного месяца и можете убираться вон из академии.

- Но мне еще никто не говорил о порядке…

- Курсант Соми Энджи - второе замечание. Есть желание что-то добавить? Или в твоей школе было введено за правило перебивать преподавателя? Включайте голову — это всех касается. Ваше право на присутствие здесь будет проходить испытание ежедневно, ежечасно, ежесекундно. Если вам трудно, что-то не нравится, хочется плакать и жалеть себя, переводитесь в другой отдел, а еще лучше – возвращайтесь к мамочке, под теплый бок. А здесь место для тех, кто хочет, и будет работать, много работать. Это я говорю, как старший педагог вашей группы, которую мне поручили вести. И, поверьте, я сделаю все от меня зависящее, чтобы не уронить собственную репутацию в глазах руководящего состава и коллег, а также оправдать возложенное на меня доверие. Добро пожаловать в отдел расследований, курсанты!

В какой отдел?

- Курсант Воронов, у вас проблемы? – учитель остановил мутный взгляд на мне. Похоже, что не заданный мною вопрос отразился лице.

- Никак нет.

Проблемы. Да у меня была целая куча проблем. Как можно было перепутать отдел аналитики с отделом расследований, внимательно изучая контракт. Правда, я бы вычеркнул слово «внимательно» после произошедшего конфуза. Интересно, а под чем еще курсант Воронов подписался, даже не подозревая об этом? Теперь хоть становилось понятно, откуда на лацкане пиджака взялся профиль хищного летуна.

- Нет проблем, значит хорошо. Раз уж мы стали знакомиться, представлюсь и я. Зовут меня Альберт Михайлович Носовский. Ко мне можете обращаться по имени отчеству или просто господин учитель. Все ясно? Все ясно, - он извлек из папки толстый журнал и продолжил: - а теперь проведем проверку кадров.

Эта процедура напоминала школьную перекличку, когда преподаватель по очереди называл фамилии учащихся, определяя отсутствующих. Только в школе это было обоснованно, а смысл этим заниматься здесь? Количество парт ровнялось количеству учеников, и для определения кворума было достаточно пары секунд. Иномирье, одним словом.

Пока шла проверка, я успел для себя отметить несколько фамилий. Толстяка Соми Энджи, успевшего схлопотать два замечания за минуту, запомнил весь класс. Девушку с греческим профилем и приятной улыбкой звали Катериной Ловинс, а парня с бычьей шеей Рандольф Мэдфорд младший. Приставка к имени последнего попахивала целой династией или кланом мажоров. Не зря Носовский в монологе упоминал про отца и брата, не иначе родня этого Мэдфорда.

После проведенной переклички Альберт Михайлович вручил каждому удостоверение с красивой хищной птицей на темно-синей обложке. Кроме цветной фотокарточки и имени, внутренности документа содержали информацию о звании курсанта, а также его номере в общем реестре учеников. Последнее не представляло сколь-нибудь значимого интереса, а вот система званий существенно отличалась от земной.

В основе всего лежал латинский алфавит, который и в иномирье числился в разряде мертвых языков. Самое низкое звание содержало в себе букву «Z», тогда как самое высокое «А». Таким образом, карьерный рост проходил от конца алфавита к его началу. Кроме буквенного обозначения звание содержало в себе еще и арабские цифры от единицы до десяти, вернее от десяти к единице (правило обратного порядка здесь так же было применимо).