Олег Дивов - «Если», 2016 № 04 (247)

— Фрэнки и Аннет [3] Герои серии фильмов «Пляжная вечеринка» («Beach party») 1960-х годов. , чтоб я так жил, — сказал я.

Дэн хмыкнул и улыбнулся.

— Я побывал на парочке таких вечеринок, когда учился в летной школе.

— Я тоже, — признался я. — Но что-то мне подсказывает, что они собирались здесь не только для любовных утех. Взгляни, что они смотрели.

— Порнуху?

— Нет… да. Но не ту, о какой ты подумал.

Я включил экраны и запустил фильмы, записанные в их память. Помещение мгновенно наполнилось звуками прибоя, рок-музыки, изображениями парашютистов и дельтапланеристов, панорамными аэросъемками Клондайка и Сахары. И все это было снято в ясные дни с почти безоблачным небом. Безостановочное солнце, порхающее с экрана на экран.

Дэн больше не улыбался. Он посмотрел на лампу в потолке, фальшивое небо, потом на песок.

— Ты ходил в церковь, когда был мальчишкой? — спросил Дэн.

— Иногда. Отец был атеистом, а мать — бывшей католичкой.

— А я ходил в церковь мальчишкой. В баптистскую, потом епископальную, потом лютеранскую. У моего отца были духовные потребности. Во всяком случае, где бы мы ни жили, кое-что оставалось неизменным: кафедра, огромная Библия, раскрытая на какой-то главе, деревянные скамьи. Но более того, у меня везде рождалось определенное чувство. У всех церквей была своя атмосфера. И не нужно было вникать в доктрину, чтобы понять, для чего предназначено это здание.

— Но при чем здесь это, Дэн? — спросил я, начиная раздражаться.

— А ты осмотрись, — посоветовал Дэн, разводя руки. — Это же святилище.

Я еще раз внимательно осмотрелся, не понимая. А потом меня осенило.

— Никакой это не клуб.

— Что?

— Клуб «Проблеск». Так она его назвала. Сказала, что многие подростки и немного молодежи постарше основали его пару лет назад. Не всякий подросток стал его членом, но большинство слышали о нем. Чтобы стать членом, надо было поклясться хранить полную секретность.

Мой отец был склонен считать все религии сумасшествием, но особую ярость он приберегал для тех, что называл культами: фанатичные группы, выходящие за рамки общепринятого, с воистину опасными убеждениями. И указывал на Джонстаун [4] Джонстаун — идейная община религиозной организации «Храм народов», существовавшая на северо-западе Гайаны в 1974–1978 годах. Названа в честь своего главы и основателя Джима Джонса. Поселок получил всемирную известность из-за того, что 18 ноября 1978 года здесь погибло 914 человек. Подавляющее число погибших — 909 сектантов, среди которых было более 200 детей, — совершили так называемое «революционное самоубийство». как на хрестоматийный пример того, что может случиться, когда люди позволяют верованиям выйти из-под контроля.

По моей спине пробежал холодок.

— Они не вернутся, — сказал я.

— Да куда им деваться?

Но я уже бежал по песку к шлюзу моей субмарины.

Дженне было десять лет, когда ее мать покончила с собой.

Конечно же, никого из нас не было там, когда это произошло. В последние несколько месяцев жизни Люсиль перебиралась со станции на станцию, когда начальство очередной станции решало, что сыто по горло ее поведением и выходками. Кончилось все тем, что она вошла в шлюз без гидрокостюма и затопила шлюз быстрее, чем ей смогли помешать. К тому времени, когда шлюз осушили, а Люсиль вытащили, она уже была мертва. А мне пришлось объяснять все это Дженне, которая проплакала двое суток подряд, а потом еще сутки спала, полностью вымотанная физически и эмоционально.

Для меня это событие стало болезненным, но и слегка абстрактным. Мы с Люсиль существовали порознь уже несколько лет. Врачи единодушно согласились с тем, что частью ее проблемы могло стать отсутствие солнечного света. Такое уже несколько раз случалось с людьми, и им для лечения депрессии пришлось назначить световую терапию. В случае Люсиль светотерапия не сработала. Как оказалось, ничто не смогло затормозить ее долгое и постепенное сползание в отчаяние. Я надеялся, что Дженна — или инстинктивная материнская самоотверженность — поможет Люсиль выкарабкаться из депрессии. Но задним числом стало ясно, что Дженна лишь усугубила ее состояние.

Я держал эти мысли строго при себе все недели и месяцы после ухода Люсиль из мира живых. Я с головой ушел в роль отца и помог Дженне пережить немало печальных ночей, когда ее одолевали тяжелые сны, в которых к ней приходила мама, а утешить Дженну мог только я. Со временем эти сны прекратились, а Дженна начала становиться прежней — девочкой, радующей меня настолько, что словами и не выразить.

Когда ей исполнилось двенадцать, я подарил ей на день рождения компьютерный планшет, который прихватил, когда мы переселялись в океан. Дочка без устали разрисовывала стены станции мелками — наш запас бумаги к тому времени уже давно кончился. Планшет был моделью для художника, с несколькими разными стилусами и программами. Он дал ей возможность вырваться из тесных рамок самовыражения мелом по металлу, и очень скоро на всех экранах в нашей каютке засияли ее цифровые рисунки и картины.

А они были впечатляющими. Дженна отдалась этому занятию с азартом, какого я прежде никогда не видел. Просторы и ландшафты, звезды и планеты, люди. Много людей. Много обработанных изображений Люсиль, обычно печальной. Я аккуратно записывал все это на семейный портативный жесткий диск в надежде, что когда-нибудь, если человечество сможет выбраться из этой передряги живым, работы Дженны сможет оценить большее количество зрителей. Она успела обрести многих поклонников среди обитателей двенадцатой станции и даже получала отзывы из других поселений.

Теперь, задним умом, я понимаю, что должен был заметить очевидное.

На всех рисунках Дженны, за редкими исключениями, имелся один общий тематический элемент.

Солнце, в той или иной форме. Иногда в фокусе картины, но чаще как элемент.

Все дети его рисуют, верно? Вездесущий желтый шар на синем небе с торчащими из него желтыми линиями. Но только солнца у Дженны были теплее, более разнообразными по оттенку и цвету. И они стали самостоятельными персонажами. Когда она научилась пользоваться программами для анимации, то целыми днями создавала захватывающие дух последовательности солнца восходящего или заходящего. А люди и семьи нежились под благосклонными лучами желтого карлика — звезды по имени Солнце.

Если Дженне когда и вспоминались инопланетяне, отнявшие у нас эту звезду, то в ее рисунках это никак не проявлялось. Но к тому времени уже мало кто вспоминал их как некую реальность. Они прилетели и, насколько нам известно, улетели. А борьба с последствиями их единственной апокалиптической акции стала для нас намного важнее, чем какое-либо общение с самими инопланетянами.