Дэвид Брин - «Если», 2015 № 04 (242)

Распространенное клише-страшилка — создание клонов для последующей их разборки на органы для нужд поизносившегося оригинала. Хрестоматийные примеры: «Части: ужас клонов» (1979) Роберта Файвсона, «Остров» (2005) Майкла Бэя и «Не отпускай меня» (2010) Марка Романека. В то, что запасные органы в будущем наверняка можно будет выращивать in vitro и тем самым избежать преступлений против человечности, постановщики алармистских лент словно бы не верят.

Наконец, злые капиталисты будущего могут натолкнуться на идею использовать клонов с имплантированными фальшивыми воспоминаниями в качестве бесплатной рабочей силы, как это показано в фильме Данкана Джонса «Луна 2112» (2009).

Наименее пугающе выглядит на этом хмуром фоне польская «Секс-миссия, или Новые амазонки» (1984). Там, по крайней мере, моносексуально-матриархальное общество будущего, в основе которого лежит партеногенез (половой или клонический, не уточняется), на полноценную антиутопию не тянет.

Люди Икс, Игрек и Зет

А вот что в Голливуде непропорционально обожают, так это всякие мутации — под воздействием радиации ли, химических или биологических агентов, неважно. Управляемость этим процессом что в реальности, что в мире кино пока нулевая, тем не менее оптимизм у режиссеров зашкаливает: Халк, Люди Икс, Человек-паук и прочие металюди с измененным геномом исправно совершают подвиги, вызывая у зрителей ложное убеждение в том, что купание в токсичных отходах — отличная идея, если хочешь стать супергероем.

На деле киношные мутанты опровергают законы не биологии, а физики, поэтому всерьез воспринимать рецепты из комиксов не стоит. А вот заражение вирусом, модифицирующим ДНК клеток организма-носителя, с точки зрения науки имеет определенный смысл и перспективу, хотя и принимает в фантазиях деятелей масскульта несколько гротескные формы. Скажем, в аниме «Эльфийская песнь» (2004) человекоподобные мутанты диклониусы, владеющие телекинезом, способны передавать вирус с психокинетическим геном обычным людям. Впрочем, ясно, что от этой печки проще танцевать в сторону антинаучного зомби-армагеддона («Обитель зла», 2002), чем в направлении более вменяемого «Прометея» (2012) Ридли Скотта с его черной слизью — идеальным мутагеном, сперва дотла разлагающим реципиентную ДНК, а потом рекомбинирующим разрозненные нуклеотиды в основу совершенно иной формы жизни.

Какой бы вектор развития не приняли биотехнологии в будущем, НФ-кинематограф четко предупреждает: им придется вписываться в мир на фоне серьезного конфликта. Конфликта между стремлением человека к улучшению качества жизни и, в идеале, к бессмертию, с одной стороны. И множеством этических табу, препятствующих дегуманизации нашего вида, — с другой. Возможен ли разумный компромисс? Вполне вероятно, мы узнаем это уже в ближайшие 10–30 лет.

Земля здоровая, где злаки дают урожай, а люди могут ставить дома. Земля больная, где живут монстры и повсюду разбросаны эпические залежи мусора. Бесконечное кружево железнодорожных путей над отравленной землей — пути, пути, пути, по которым бегут корабли-поезда. Таково Рельсоморье — мир, где разворачивается действие нового романа Чайны Мьевиля «Рельсы».

Все эти помоечно-прекрасные и абсолютно оригинальные, как и все у Мьевиля (он отлично умеет из чужого материала так слепить свой, чтобы полученный продукт смотрелся свежо, а протографом даже не пахло), землисто-ржавые, поблескивающие то сталью, то хитином, дадахающие на стыках, узорно-металлические декорации, конечно же, весьма увлекательны. Это же Мьевиль, мэтр. И сам сюжет, состоящий из бесконечных догонялок поездов и подземных монстров, психологически почти не мотивированный, но оттого не менее затягивающий, — истинный клад для любителя приключений.

Но. Не подмостки в книге главное и не интрига. Чайна Мьевиль — рафинированный интеллектуал. У него большой текст насыщается сложным мировидением, да еще и в несколько слоев. Один из этих слоев лежит на поверхности: Рельсоморье — мир постапокалипсический. Люди устроили себе экологическую катастрофу, засыпали изрядную часть океана, отравили землю химической и радиоактивной дрянью, расплодили мутантов, но по-прежнему уверены, что «прибыль превыше всего». А жалкая вялая ботва, оставшаяся от гигантских железнодорожным компаний, когда-то игравших друге другом в Mortal Kombat, все еще пытается выставить человечеству счет за свои услуги. Что ж, таков ординарный образ мыслей левого экологиста. Высказывание Мьевиля рассчитано на профессуру и студентов англоязычного мира: просто, понятно, большинством разделяется, потому что, в сущности, имеет под собой почву.

Но если копнуть поглубже, обнаружатся еще как минимум два слоя.

Первый из них связан страгическим переживанием пустоты мира, скудости его по части высоких смыслов. Тяжелого труда в мире громадных помоек, полу-дохлой индустрии и кочующих по земляному морю поездов хоть отбавляй. Развлечения? Напиться, стравить земляных жуков для драки да обсудить новые слухи. Выбор невелик… Но что есть для глаз, обращенных не к земле, а к небу? Глуповатые «философии». Словом «философия» в Рельсоморье называют размышления капитана «кротобойного» поезда, мечтающего добыть очень большого и опасного суперкрота, а потому ни о чем другом не думающего. Поймал крота, убил, освежевал, по вагонам плоть его загрузил — вот и вся «философия». Бога над миром Рельсоморья нет, вернее, их так много, этих маленьких самодельных божков, что всякая вера в них превращается в мужицкие мифы полуграмотных гарпунеров, охотников за ценным утилем и солдат.

Так куда деть себя человеку, который чувствует свое «назначение высокое»? Чайна Мьевиль дает читателю подсказку, наделив своего рода очарованием трех персонажей: юношу Шэма (лекарского ученика на поезде-кротобое), а также парочку Шроаков, брата и сестру, унаследовавших от родителей страсть к исследованиям. Их удел — скитаться по Рельсоморью, отыскивая выход к иным мирам, добывая новые знания. Разгаданная тайна может оказаться пустышкой, но она хотя бы откроет новую дверь… Их беспокойные души насыщаются только тогда, когда поезд несет их вдаль, к неизведанным местам. Три обаятельных персонажа живут полной мерой, лишь пожирая пространства. Автор не позволяет им задаться вопросом: «А зачем это скитание?» Ведь подсказанный им выход может привести из одной бессмыслицы в другую: что будет, когда душа насытится километрами, когда новые пространства и знания уже не полезут в нее?