Филип Дик - Шалтай–Болтай в Окленде

Это Джеймс, решил Роджер. Здравствуй, Джеймс, и до свидания. И в нем проснулся страх, вечно живущая память о нем, боль в губах.

Постояв, он пошел дальше, куда глаза глядят. Впереди стояло небольшое бетонное здание с торчащей трубой. Часть школьной отопительной системы, решил он. Миновав постройку, он взобрался по крутой тропе обрыва. Невдалеке был еще один домик, ветхий, от него попахивало кормом, навозом и животными, но запах был незнакомый. Это не лошади, подумал он, направляясь в ту сторону.

Постройка была без дверей. Он вошел в темноту. Ряд клеток — и больше ничего. В клетках что–то возилось и фыркало. Кролики. Он остановился у первой клетки. Коричневато–желтый кролик, подергиваясь, смотрел на него. Воняло невыносимо, но Роджера это не беспокоило. Он заглянул в каждую клетку. Некоторые кролики обратили на него внимание, другие сидели, повернувшись широкими задами к решетке, и их мех клоками торчал сквозь нее. Он легонько пощекотал одного кролика, тот подвинулся и сел подальше от решетки. Животные беспрерывно шевелили носами. Их большие равнодушные глаза наблюдали за ним.

Он вышел из сарая и снова отправился сам не зная куда. На глаза ему попалась группа родителей с детьми. Он перебрался через нагромождение валунов — русло пересохшего ручья — и взбежал на другую сторону. Там все было тихо, ничто не нарушало эту тишину.

Роджер продрался сквозь кусты и оказался на футбольном поле, на дальней его стороне.

Смотря себе под ноги, он пересек поле, шагая по траве. И остановился на том месте. Вот тут, подумал он. В тени, под холмом. Где не было солнца. Он потоптался, пиная комки грязи.

На земле валялась длинная увядшая травинка, в рыхлый грунт были вдавлены несколько окурков. Да, здесь. Травинка была брошена, когда миссис Боннер отправилась на поиски миссис Альт.

Наклонившись, он поднял травинку и положил в карман.

Видимо, я спятил, сказал он себе и пошел дальше, по той же тропе, что тогда, вверх. Нет, подумал он. Это заведет меня не туда, куда надо.

Я правда чокнулся.

Он добрел до своей машины. Отперев дверь, сел и опустил окна. Включив радио, стал слушать музыку, новости, рекламу. Потом выключил его, вылез из машины и снова запер дверь. Черт, окна. Забыл поднять. Открыв дверь, он дотянулся до противоположного окна и закрыл его.

Затем снова направился к главному зданию школы.

В вестибюле он нашел стул и устроился на нем. Кто–то из родителей поднялся наверх, в комнаты детей, кто–то был в классных комнатах, кто–то вышел на улицу — народу стало поменьше.

Его заметила миссис Альт, подошла и упала в стоявшее рядом кресло с плетеным сиденьем.

— Совсем замоталась, — призналась она.

— Прямо светопреставление, — согласился он.

— Знаете, я очень рада, что вы передумали.

Он кивнул.

— Можно, я кое–что скажу о вашей жене?

— Конечно, — сказал он.

— Мне кажется, она очень холодна с детьми, — поделилась с ним миссис Альт. — Отстранена. Думаю, она вообще не очень умеет с ними ладить. Это мнение, которое у меня сложилось спонтанно. Ей я это уже сказала, иначе не стала бы говорить вам. Я сказала ей, что именно поэтому хочу, чтобы Грегг остался у нас.

— Это правда, — согласился Роджер. — Наверное.

— Она хотела, чтобы у вас был ребенок?

— Не помню.

— А ее мать, какая она?

— Еще хуже, — усмехнулся он.

— Она сказала, что ее мать живет где–то недалеко от вас.

— Слишком недалеко. Она проследовала за нами с Востока.

— Думаю, вы приняли правильное решение, — сказала миссис Альт. — Ваша жена вселяет в Грегга слишком сильное чувство уязвимости.

— Как и я, — ответил он.

— Да, как и вы.

— Но не нравится вам именно Вирджиния.

— Это так, — подтвердила миссис Альт. — Не люблю таких людей.

— Странно, что вы так прямо это говорите.

— Почему бы и нет? — Она повернулась к нему. — Вирджиния это понимает.

— Вирджиния считает вас замечательным человеком.

— Разумеется.

Последняя реплика осталась ему непонятной.

— Полагаю, на меня так подействовал ее снобизм, чувство своего рода–племени, — сказала миссис Альт. — Я из Айовы. И принимаю это близко к сердцу.

Она рассмеялась раскатистым грудным смехом.

— Я так и подумал, что вы со Среднего Запада, — признался он.

— Когда–нибудь бывали там?

— Один раз, — сказал он. — Ребенком. С отцом ездили. Он покупал какую–то технику для фермы. У нас был грузовик.

— Да, Лиз Боннер вы огорчили, — сообщила миссис Альт. — Она просто вылетела отсюда… Но — с ней это бывает. У нее неистощимая способность перевирать в уме то, что ей говорят: она все понимает иначе, и никто не может ничего с этим поделать. Она из тех милых, искренних людей, что верят всем на слово, а потом в ее мозгах — если они есть — происходит бог весть что. Например, мы должны доставать специальную зубную пасту для двоих ее сыновей, потому что она где–то вычитала, что в обычной пасте — той, что рекламируют, — содержится кизельгур, а он снашивает зубы. По–моему, кизельгур не добавляют в зубную пасту с двадцатых годов. А может, и добавляют, не знаю. Может быть, она права. В том–то и дело, что ее неправоту никогда не докажешь. Она как… — Миссис Альт не могла найти нужное слово. — Не хочу сказать сумасшедшая, нет. Она как дурочка с налетом мистицизма. В Средние века ее, наверное, сожгли бы заживо на костре, а через много лет причислили бы к лику святых. Да, так я себе представляю Жанну д’Арк. Так и вижу, как Жанна слышит голоса о войне с англичанами, о дофине, как она полностью перестраивает всю ситуацию у себя в уме — а потом выбегает в дверь, примерно так же, как Лиз выбежала отсюда, когда я сказала ей, что вы передумали оставлять Грегга в школе.

— Она поехала в Охай искать нас, — сказал Роджер.

— Серьезно? — усмехнулась миссис Альт.

— Чем занимается ее муж? — спросил Роджер.

— Хлебобулочным бизнесом. Вице–президент компании. Вы знаете. «Боннерс Бонни Бред».

— А, да, — Роджер связал между собой имя и название.

— Сначала у его деда была небольшая пекарня. Потом его отец объединил ее с несколькими независимыми пекарнями в Лос–Анджелесе. А название оставили прежнее. — Миссис Альт помолчала. — Знаете, я только одного не могу простить Лиз Боннер. Что бы вы ей ни сказали, она будет клясться, что вы ей этого не говорили. Она просто пропускает все мимо ушей. Как будто живет в каком–то другом мире. Скажите ей что–нибудь — на следующий день она уставится на вас своими большущими карими глазами: «Нет, этого я не знала. Вы про что?» И она опять удивлена, и так всегда. На первых порах это… как бы это сказать? Ну, скажем, сначала это не доводит тебя до белого каления. Но когда это повторяется месяц за месяцем, и она каждый раз совершает одно и то же открытие…