Филип Дик - Шалтай–Болтай в Окленде

— Не знаю, смогу ли я, — пробормотал он, но обнаружил, что уже держит бумаги в руках. — Я никогда там не бывал.

— Найти нетрудно. — Она ухватила его за рукав и подвела к большой глянцевой карте города, висевшей на стене. — Вот, — сказала она, указывая на красный крестик на карте. — Мы находимся здесь. А вы езжайте вот так.

Она подробно растолковала ему маршрут и написала адрес, явно испытывая облегчение, что нашла кого–то, кто доставит бумаги ее партнерше.

— Буду вам очень признательна, — закончила она. — У меня здесь столько дел, когда Сьюзан отсутствует. Она, знаете ли, уезжала из страны. Мне приходится управляться со всем, — она повысила голос, проходя обратно за прилавок и усаживаясь за большую электрическую пишущую машинку старомодного образца. Улыбнувшись и взглянув на него поверх очков, начала печатать. — Надеюсь, вы меня извините.

— Спасибо, что объяснили мне дорогу, — сказал он, обеспокоенный тем, что она готова выложить чековую книжку фирмы в руки какому–то незнакомцу просто потому, что он упомянул имя совладелицы. Что за неприкаянная душа, подумал он. И что за причудливый способ заниматься бизнесом. — Как вы думаете, может, захватить ей какое–нибудь лекарство или еще что–нибудь? Раз уж я туда поеду.

— Нет, — весело сказала она. — Почта и чековая книжка — вот что важно. И не забудьте напомнить ей, что кому–то из нас, ей или мне, надо позвонить этому студенту, чтобы он знал, сколько это будет стоить. У него всего пятьдесят долларов.

Попрощавшись, он вышел из офиса. Мгновением позже открыл дверцу машины и стал укладывать на сиденье пачку бумаг, конвертов и гроссбух в твердом картонном переплете.

Теперь мне точно придется к ней поехать, в полной мере осознал он.

Заведя машину, Брюс влился в транспортный поток и направился к дому Сьюзан Фейн.

Много лет назад, когда он учился в средней школе, ему довелось подрабатывать почтальоном. После уроков он разносил газеты жителям Монтарио, а мисс Рубен жила как раз на его маршруте. В первые несколько месяцев он никак с ней не пересекался, потому что она ничего не выписывала. Но однажды, взяв свою стопку газет, он обнаружил уведомление о новой подписчице на маршруте 36, а также еще одну газету, которую должен был добавить в пачку. Так он впервые взошел по широким бетонным ступеням, минуя деревья и цветочные клумбы, затем, оказавшись под балконом второго этажа, остановился и через ограду бросил сложенную газету на террасу дома. А после этого проделывал то же самое по шесть раз в неделю на протяжении почти года.

Ее новый дом не походил на тот чудесный каменный особняк с его деревьями, с фонтаном, в бассейне которого плавали рыбки и купались птички, с окружавшей его системой поливки. В те дни она была незамужней и арендовала дом на паях с тремя другими женщинами. Этот же дом, поменьше и выстроенный из дерева, а не из камня, выглядел заносчиво добропорядочным и пропорциональным. Окна в нем были маленькие. Во дворе перед фасадом не росло никаких деревьев, только несколько кустов и цветы, а трава вообще отсутствовала. Ступеньки были кирпичными. Но это был современный дом, в хорошем состоянии, и Брюс заметил, что позади него простирается длинный травянистый двор, ровный и ухоженный, с чем–то вроде пинг–понгового стола посередине и с розами, разросшимися в подобие свода… Дом был недавно покрыт приятной матовой белой краской. Судя по засохшим каплям на листьях кустов, красили с месяц назад.

Он закрыл и запер дверцу машины, пересек тротуар, поднялся на крыльцо и позвонил в дверь, не оставляя себе времени на сомнения.

Никто не отозвался. Он позвонил снова.

Откуда–то из дома слышалось радио, настроенное на программу танцевальной музыки. Он еще позвонил и подождал, а потом спустился на дорожку, обошел дом и через открытую калитку проник на задний двор.

Сначала сад показался пустым. Он двинулся было обратно, а потом увидел Сьюзан Фейн, которая не двигалась и потому сливалась с окружением. Она сидела на задней ступеньке, держа на коленях какую–то яркую одежду, — очевидно, штопала или шила, потому что рядом с ней на ступеньке лежали ножницы и множество катушек с нитками. На коленях же у нее были детские носки. И теперь он заметил разбросанные по саду игрушки, заржавевшую металлическую лошадку, кубики, принадлежности каких–то игр. На Сьюзан была белая блузка с оборочками и короткими рукавами и широкая, длинная юбка, не глаженная, в складках, из какого–то тонкого материала, полоскавшаяся вокруг ее лодыжек при каждом дуновении ветра. Ее руки и ноги казались необычайно белыми. Она была босая, но он заметил рядом пару полотняных туфель, которые она сбросила.

Если она и штопала носки, то сейчас явно оставила это занятие. Она наклонилась, и один красный носочек обвивал ее правую ладонь и запястье. На указательном пальце ее левой руки поблескивал наперсток. Но ни иглы, ни нитки видно не было.

— Где же ваша иголка с ниткой? — спросил он.

Сьюзан подняла голову.

— Что? — медленно произнесла она, щурясь, чтобы разглядеть, кто спрашивает. Ее движения были такими вялыми, словно она готова была вот–вот уснуть. — А, это вы. — Наклонившись, она пошарила пальцами возле своих ступней. — Я ее уронила, — сказала она.

Когда он приблизился, она уже нашла иголку и возобновила штопанье. Яркий свет заставлял ее щуриться, лоб избороздили складки, а глаза, устремленные на ослепительно–яркий носок, были едва ли не закрыты.

— Привез вам кучу всяких бумаг, — сказал он, удерживая в равновесии всю кипу.

Она снова подняла голову.

— Из вашего офиса, — пояснил он, протягивая ей свой груз.

— Это вам миссис де Лима дала? — спросила Сьюзан.

— Женщина, которая там была, — сказал он. — Среднего возраста, с каштановыми волосами.

— Я сказала ей, что плохо себя чувствую, — сказала Сьюзан. — А мне просто необходимо было выйти на работу. За этот месяц я была там один день.

— Раз плохо себя чувствуете, то и не езжайте, — сказал он.

— Я нормально себя чувствую, — возразила она. — Просто не могу себя заставить. Это так уныло… Ну, не создана я, чтобы заниматься бизнесом! Я была учительницей в школе.

При этих словах он кивнул.

Сьюзан вздохнула.

— Несите их в дом. Чеки и почту. А что это за большой пакет?

— Рукопись. — Он подробно изложил ей все, что просила передать миссис де Лима.

Сьюзан отложила кучу носков и поднялась на ноги.

— Понятно, чего она хочет: чтобы я печатала дома. Знает, что у меня здесь есть электрический «Ундервуд». Наверное, придется. Не следовало мне заставлять ее делать всю работу за себя… последний месяц она была так ко мне добра. Проходите. Простите, что я такая медлительная. Я сегодня ни на чем не могу сосредоточиться.