Борис Штерн - Феникс сапиенс

— обломки круглых длинных камней, похожих на окаменевшие стволы, валяющиеся чуть пониже по обеим сторонам;

— круглый длинный розовый каменный столб, стоящий как ствол огромного дерева без сучков с чем-то странным, нахлобученным наверху.

Землевед присел на выступ стены и задумался. Встал, огляделся еще раз, хлопнул по плечу Приемыша:

— Ну что ж, здесь и обоснуемся. Здесь важное место, не знаю, как объяснить, но важное. А сейчас сходим — туда, к тому столбу. Времени еще хватит.

До столба было всего тысячи три шагов, но дорога оказалась неудобной — сплошные каменные завалы. Столб стоял на невысоком пригорке, и стоял не один. Рядом лежал лев с человеческой головой, высеченный из того же камня, в сторонке чуть снизу — ряд столбов поменьше и пониже.

— Ого, — только и произнес Землевед.

Колонна была ровной, круглой и гладкой, состояла из зернистого розового камня, который не встречался в их долине. Наверху колонны как будто распустился огромный каменный цветок.

— Надо обязательно показать это Камнебою, он будет локти кусать от зависти! — добавил Землевед. — Мне кажется, такое каменщикам не по зубам — столб цельный и очень хорошо обработан. Наверное, его курзы сделали, подражая каменщикам для веселья.

— Смотри, смотри, у этого тоже нос отшиблен! — крикнул Приемыш, показывая на льва с человеческой головой. — Точно как у той головы, что возле трегромад!

— А я думаю, та большая голова тоже сидит на льве, только того льва засыпало песком. У этой головы вот здесь сзади такое, — Землевед помахал пальцами от ушей к плечам, — и у той то же самое.

— Но кто им отбил носы? Зачем?

— Откуда я знаю, сын?! Я и так переполнен вопросами без ответов. Это у Камнебоя спросим, может быть, носы — самая хрупкая часть изваяний. А теперь пойдем — у нас уже в обрез времени, чтобы вернуться к обещанному сроку.

— Подожди, отец. Так кто где жил? Выходит, там, где была большая гроза, жили каменщики, у трегромад тоже каменщики, здесь — курзы, там у реки, где лицо на камне, — тоже курзы. Интересно, а они воевали между собой?

— Они не могли воевать. Курзы бы мгновенно разбили каменщиков, они были намного умней.

— Значит, они мирно жили бок о бок. А если и те, и другие — такие же люди, почему они так отличались?

— А я думаю, что они не жили бок о бок. Мне кажется, они жили в разное время.

— О, то-о-очно! А кто раньше?

— Если бы раньше жили курзы, то значит, они поглупели и превратились в каменщиков. А если каменщики, значит, они поумнели и стали курзами. Я думаю, что скорее каменщики поумнели. Если они тратили столько сил на возведение столбов и трегромад, если они высекали людей со звериными головами и вот таких зверей с человечьими головами, значит, у них был запас стремления и воображения. Люди со стремлением и воображением с годами умнеют, как Камнебой, а без того и другого глупеют, как наш вождь.

— А не могло быть так, что люди сначала поумнели и превратились из каменщиков в курзов, а потом потеряли стремление и воображение, поглупели и исчезли?

— Ох и вопросы ты задаешь, сын! Как дубиной по голове. Не знаю, что и ответить. Пойдем быстрей, не хочу опаздывать.

— А не пора ли им уже вернуться? — спросила Красотка.

— Я думаю, они вернутся не позже середины завтрашнего дня, — ответила Мамаша. — Землевед опаздывал только два раза: один раз — когда его ранили в ногу, другой — когда он ходил за Восточный хребет и нашел там эту страшную штуку с костями. Ой, чего это Ушка встрепенулась и вскочила?!..

Ушка, подобно тем недавним «духам реки», незаметно появилась на высоком берегу вскоре после ухода Землеведа с Приемышем. Она просто сидела и смотрела на людей. Запевала взяла сырую рыбку, немного подошла к зверю — все, как тогда. Вскоре Ушка сидела у костра в обнимку с Запевалой и виляла хвостом, а Веселька с Прыгулькой стояли чуть поодаль, вытаращив глаза и открыв рот. И только спустя некоторое время осторожно, шаг за шагом приблизились и дотронулись пальцами. Вскоре началась бурная любовь навеки с валянием в пыли.

— Ушка, Ушка! — кричали девочки, подарив имя новому члену племени.

Ушка действительно вскочила и осторожными крадущимися шагами с вытянутым хвостом пошла вверх наискосок, ощетинилась, зарычала, потом резко отрывисто закричала. Чуть в стороне на краю крутого склона появились Землевед с Приемышем.

— Что у вас за чудище такое?! — спросил Землевед.

— Это Ушка, она хорошая, идите, не бойтесь!

Вперед пошел Приемыш. Он уже кое-что знал об этих зверях: чуть подошел, опустился на четвереньки, ласковым голосом подозвал Ушку, дал себя обнюхать, потрепал по щеке. Охрана смилостивилась.

— Ну, рассказывай! — потребовала Мамаша после непродолжительных, но крепких объятий.

— Да чего рассказывать… Вышли мы на край земли. Дальше — вода без конца и края, и в эту воду впадает наша Могучая река. Чудесная чистая прозрачная вода — красотища. И купаться в ней — одно удовольствие. И рыба в ней плавает, да еще какие-то круглые твари с клешнями как у раков бегают, и трава растет, и видно под водой как от меня до той глыбы. Наша река осталась справа от нас — мутная, грязная. На запад идет ровный берег огромной дугой, а на берегу — любимые игольчатые деревья — идешь прямо по сухим иглам и шишкам. Потом — острый выступ земли, за ним — прямой берег, а там — разрушенное жилье людей, много-много разрушенного жилья — оно идет полосой вдоль берега насколько хватает глаз. А самое интересное место — у толстых стен… Мне трудно все объяснять словами, но там есть что-то важное. И там течет ручей, там много деревьев с маслянистыми ягодами и сладких желтых ягод — мы ими питались всю дорогу. Из зверей там бродят козы и небольшие антилопы, много черепах. И воздух ароматный, и красотища!

— Что-то не верю я тебе, — ответила Мамаша. — Что-то уж очень в твоем рассказе все красиво и складно. Дуришь ты нас, чтобы не оставаться здесь, неугомонная ты душа! А здесь ведь хорошо — вода, те же самые ягоды, и Ушка пришла…

— Ну-ка, скажи, когда я тебе врал хоть раз в жизни?!

— Ну, может быть, и не врал, но привирал, приукрашивал. Ты говорил, что путь через саванну — сплошной праздник, а вон как намаялись!

— Но ведь там край земли! Как мы можем сидеть здесь, когда в пяти днях ходьбы — прекрасный край земли! Вот что… Где моя петля? Приемыш, подай! Вот, ты прекрасно пролезаешь в нее. Красотка, иди-ка сюда… Замечательно, еще кулак остается, не дорос живот. Запевала, с тобой и так все ясно. Значит, завтра с утра трогаемся. Думаю, путь по реке будет быстрее, доплывем за три дня. Эту зверюгу тоже берем с собой.

Три дня пути прошли почти без приключений, если не считать незадачу с Ушкой, которая поначалу наотрез отказалась идти на плот. Но в конце концов уговоры в сочетании с применением силы сделали свое дело, и на сей раз плот отчалил с десятью живыми существами. Река несла быстро, но без буйства, на третий день к вечеру притормозила, а впереди пропала земля.