Борис Штерн - Феникс сапиенс [калибрятина]

— Эй, духи неб ес! — запела Алека сильным грудным голосом. Все вздернули брови — никто, кроме Инзора, никогда не слышал ее пения.

— Эй, духи неб ес!

Эй, рулевые ветров,

Боссы воздушных масс!

И все хором, пританцовывая, двигаясь вокруг костра:

— Хватит гнать эту хмарь!

Хватит гнать эту хмарь!

Хватит гнать эту хмарь!

Крамб, раздетый до пояса, похожий на сказочного бога кузнецов, отбивал конец каждой фразы ударом кувалды по листу, отзывавшемуся гудением, от которого в трепете замирала вся округа.

— Эй, духи неб ес! — продолжала Алека. —

Эй, рулевые ветров!

Повелители изобар!

Требуем, наконец...

И все хором:

— Ан - ти - циклона!

Ан - ти - циклона!

Ан - ти - циклона!

Потом в том же духе про синее небо, солнце и весну. Потом просто сидели у костра, а перед сном Инзор все-таки прилип к приемнику, долго крутил ручку и наконец сообщил:

— Над югом Западной Сибири сформировался антициклон и движется на юго-запад, оттесняя циклон на юг. Через пару дней может оказаться здесь.

На следующий день с северо-запада неслась все та же низкая серая рвань. Зато через день облака остановились, поднялись и просветлели. И на утро еще через день, 9 апреля 965 года, над Западным Кавказом открылась глубокая синева.

Крамб, вставший за штурвал, вывел корабль подальше в море. Остальные собрались на палубе, ежась от холода под утренним солнцем. Дождались! Большой Кавказ, ради которого торчали неделю в промозглости, явился во всем великолепии, да еще свежепобеленный! Только снизу по подошвам хребтов тянулась бесснежная темная буро-синеватая полоса. А выше и еловые леса, и горные луга, и скалы, и жирные ледники, заполнившие долины — все в пышном снегу предельной свежести, в снегу, который сыпал и сыпал из тяжелых толстых облаков, пока команда «Петербурга» убивала время в устье реки. Голубовато-белая зазубренная стена тянулась из конца в конец мира, перекрывая его половину. Белизна чуть нарушалась лишь на зубцах и острых гребнях, где обнажились розоватые скалы, на которых не смог удержаться снег. А из-за снежной стены выглядывал еще более снежный огромный двуглавый купол, гладкий и чистый, без единого изъяна.

У каждого был свой бинокль, но до биноклей дело дошло не скоро — члены команды пожирали всю ширь панорамы невооруженными глазами. Весеннее солнце начинало пригревать — все перешли на корму, спрятавшись от встречного ветра, сняли брезентовые куртки и удобно расположились, обеспечив себя завораживающим зрелищем на весь день.

Снизу под снежным царством кое-где у самой воды приютились небольшие оттаявшие пригревшиеся на солнце городишки.

Кола внимательно рассматривала в бинокль один из них:

— Никак, там есть гостиницы и пляжи — бр-р-р! Неужели тут кто-то купается?!

— Почему бы и нет? — ответил Сэнк. — В июле и августе вода немного прогревается, так что те, кто не любит толкучку на курортах, неплохо проводят здесь время.

Сэнк с Крамбом решили не останавливаться и идти всю ночь. На берегу зажглись огни, замерзшие путешественники разбрелись по каютам, а утром проснулись в устье огромной реки.

— Сейчас мы поплывем по дну бывшего мелкого моря, — объяснял Стим, досконально изучивший маршрут и замещавший Сэнка в роли гида, когда тот нес вахту. — Мы находимся в промежутке между Кавказским и Крымским хребтами. Когда-то здесь был пролив, где-то здесь должны быть остатки опор моста через пролив, но я ничего не вижу. Межморская Волга, чье местное название Кумыч, по которой мы плывем, в пятнадцать раз больше Нила по годовому стоку — она собирает воду с большей части восточноевропейской равнины, с части Южной Сибири и Средней Азии, с Восточного Кавказа и Иранского нагорья. Часть этой воды испаряется в Верхнем море, но бо́льшая часть — вот она: справа по борту и слева по борту. Сейчас мы поплывем на северо-восток, потом резко повернем на юго-восток и дней через пять-шесть окажемся в Верхнем море. К сожалению, река протекает по плоской унылой местности, поэтому надо придумать коллективное развлечение дней на пять.

— Лекции! — предложил Инзор. — Пусть отец прочтет курс лекций про климат и ледяной щит, Алека расскажет что-нибудь про археологию, Кола научит нас верхнеморскому языку, а Крамб даст уроки электросварки. Мана пусть научит оказанию первой помощи.

— Ишь, всех трудоустроил, а сам-то? — съязвила Кола.

— Если надоест все время плыть и мы пристанем где-то в безлюдном месте, научу пользоваться автоматом и дам уроки стрельбы из гранатомета.

Стим оказался прав. План Инзора пришлось принять.

***

— Мы точно знаем одно, — рассказывала Алека, открывая свой курс лекций. — С прошлой цивилизацией случилось что-то ужасное между осенью 2226 года и весной 2227-го, настолько плохое, что она вскоре погибла. Спасибо деревьям за датировку!

— Но как определили дату с такой точностью? Ведь прошло шестнадцать тысяч лет! Ты же сама говорила, что радиоуглеродный метод может давать ошибку в тысячу лет и что линейка древесных колец не дотягивает и до 10 тысяч.

— Стим, молодец, хорошие вопросы задаешь, только лезешь поперед докладчика. Дело в том, что мы не знаем, когда произошла катастрофа по нашему летоисчислению. Примерно 16 тысяч лет назад, а может быть все 17 тысяч. Но мы знаем, когда она произошла по их летоисчислению. А связать их летоисчисление с нашим мы не можем — ошибка получается лет 500.

— А откуда мы знаем точный год по их летоисчислению?

— Стим, представь себе: идет по шикарному природному парку приехавший издалека идиот, вандал, придурок, а в руке у него нож. И видит он шикарный вековой дуб. Что, по-твоему, сделает этот идиот?

— Метнет нож в дуб.

— Иной может и метнет, но тогда он лишь полупридурок. Полный — счистит кору и вырежет на дубе: «Здесь был Поль. 2195». И благодаря этому идиоту у нас появилось датированное годовое кольцо дуба. Дуб с проплешиной прожил еще 70 лет, потом свалился в болото и прекрасно сохранился в нем. Это только половина истории. А вторая половина — много деревьев были срублены после катастрофы на перекрытия землянок, на временные дома, построенные на скорую руку, причем по кольцам видно, что срублены в один и тот же год — люди спасались из городов и строили себе убежища. Осталось сопоставить кольца деревьев, срубленных беженцами, с кольцами дуба, изуродованного Полем и — о-ля-ля — вот вам и 2226 год или зима-весна 2227 года.

— А если бы тот вандал ошибся годом? Сама сказала, что он идиот.

— Вот, именно это беспокоило археологов. Пока не нашли один клен. Кола, как будет феминитив от слова «придурок»?