Андрей Лазарчук - Опоздавшие к лету

— Я не боюсь, — сказал Эрик. — Который час?

— Без пятнадцати четыре, — сказал доктор. — А что?

— Не знаю, — сказал Эрик. — Давайте меня на всякий случай к чему-нибудь привяжем.

— Не помешало бы, — сказал Амадео и огляделся в поисках подходящей мебели.

— Сейчас, — сказал доктор и вышел. Вернулся он скоро, волоча тяжелое кресло с подлокотниками.

— То, что надо, — сказал Амадео.

Эрик сел в кресло, положил руки на подлокотники, дал себя привязать жгутами из разорванной простыни. Ему было страшно, но страх был как бы внизу, по пояс, — там он бушевал и крутился, голова оставалась ясной.

Амадео принес и поставил рядом с дисплеем свой обтекаемой формы чемодан с надписью «Хелионетикс», открыл его. В крышку чемодана был вмонтирован экран, перед экраном был пульт. Бормоча что-то себе под нос, Амадео соединил свой компьютер с тем, который стоял здесь, и с телефонным гнездом. Полковник и доктор молча следили за его действиями.

— Доктор, — сказал Амадео, — еще одной простыни не найдется?

Доктор принес простыню, Амадео набросил ее на стеллаж и развернул кресло Эрика так, что он сидел теперь как бы перед киноэкраном. На уровне глаз Эрика Амадео фломастером нарисовал черный кружок.

— Постарайся смотреть только на него, — сказал он Эрику. — И говори мне все, что будешь чувствовать. Потом он ощупал Эрику затылок, приложил к коже что-то холодное, металлическое и залепил это холодное резиновой лентой вокруг головы.

— Предвкушение чего-то приятного, — сказал Эрик. — Так уже было…

За спиной тихо попискивал компьютер, двигались люди, обменивались отрывистыми замечаниями — Эрик не прислушивался. Потом доктор и полковник вышли покурить. Эрик сидел, стараясь не напрягаться в ожидании неизвестно чего, и черный кружок то таял, то становился неправдоподобно четким, он говорил об этом, и Амадео мычал согласно. Потом позвал:

— Господа! Кушать подано!

— Та-ак… и что? — спросил, подходя, полковник, доктор тоже был где-то рядом, Эрик слышал его дыхание.

— Вот, пожалуйста, схема того, что у него внутри.

— Что-то уж слишком просто, — сказал полковник.

— Да, — сказал Амадео, — в сущности, это просто коммутатор. И вот — несколько вариантов, как могла бы выглядеть внешняя схема… два звена: вот шлем, вот — стационар… Очень просто.

— Минуточку, — сказал доктор. — А нельзя наложить эту схему на схему мозга? Хочу посмотреть, куда идут электроды.

— Попробуем, — сказал Амадео. И немного спустя: — Вот.

— Так, — сказал доктор. — Надо же… А вид сбоку можно?

— Все можно, — сказал Амадео. — Крутите как угодно.

— Ага, — сказал доктор. — Ага…— Он сопел за спиной Эрика, потом принялся что-то насвистывать.

— Ну что? — не выдержал полковник.

— Отвали, Хенрик, не мешай, — сказал доктор. — Амадео, вот этот контур все время возбужден, так?

— Да, — сказал Амадео. — Все время.

— Интересная картина, ребята, — сказал доктор. — Ну, до чертиков интересная. Знаешь, Хенрик, на них работает какой-то гений. Если бы это делал я, получилось бы втрое более громоздко. Чрезвычайно изящно сделано. Эрик, ты можешь гордиться, над тобой поработал великий талант.

— Лео…— сказал полковник, но доктор перебил его.

— Да, Хенрик, — сказал он. — Это то самое. И явно не первые опыты. Вот смотри: эти четыре электрода, по два в каждую лобную долю. При включении контура создается два очага застойного возбуждения, доли изолируются от остального мозга, это как бы временная лоботомия. Но сама кора лобных долей используется для каких-то иных… м-м… вычислительных целей. Микросхемы на живых нейронах, очень изящно. Вот эти электроды, нижние, проникают в ствол мозга и, вероятно, возбуждают тетикулярную информацию, от этого кора сначала тормозится, а потом идет вразнос, активность мозга резко возрастает; а вот этот электрод следит за тем, чтобы она, так сказать, не перегрелась, здесь вот, как видишь, логарифмическая обратная связь. Это вот — совершенно четко — активизация центра удовольствия, а это — центр наказания. То есть при воспитании используется самый старый метод: кнут и пряник. Вот это — интеграция слуха и зрения, и — смотри, — минуя все аналоговые поля, кроме тех, искусственных, в лобных долях — связь с двигательными центрами. Реакция на звук и изображение ускоряется, наверное, на порядок. А вот это, думаю, самое интересное, здесь постоянно поддерживается очаг застойного возбуждения, это область правого миндалевидного ядра, я даже не представляю себе, что это за центр.

— Постоянно — то есть и сейчас? — спросил полковник.

— Постоянно — это и есть постоянно, — сказал доктор. — По полгода он живет с этим вот работающим контуром.

— Эрик, — сказал полковник. — Может быть, рискнем выключить?

— Да, — сказал Эрик.

— Амадео, ты сможешь?

— Порвать эту цепь? — спросил Амадео. — Конечно. Вот.

— Эрик, ты чувствуешь что-нибудь? — спросил доктор.

— Нет, — сказал Эрик. — Ничего. Кажется, кружится голова. Да, кружится. Поехало…

Это было как беззвучный многоцветный взрыв. Эрик шел по канату, висящему над широким рвом, шел совершенно свободно, покачиваясь в такт покачиваниям каната… лупили трассирующими над самой головой, он выстрелил сначала в один пулемет, потом в другой, оба замолчали, он пробежал немного по дороге и нырнул в канаву… Меестерс вел кого-то под руку и говорил: нормального солдата надо готовить для того, чтобы он мог сделать одну сотую того, что вот эти ребята могут сделать без каких-либо тренировок, вот, пожалуйста: мусорщик, студент, шофер, почтальон, слесарь — и любое задание… бежали кучно, не видя его, и он, высунувшись по пояс, пятью одиночными выстрелами положил всех пятерых, трое вообще ничего не успели понять, а двое последних пытались отстреливаться… летел на мотоцикле по разбитой кроссовой трассе… Меестерс говорил: нормальные, средние по параметрам люди, надев наш шлем, превращаются в идеальную боевую машину: сильную, умелую, быструю, самостоятельную в принятии решений… вспыхивали световые пятна и медленно гасли… оружие в руке появлялось мгновенно, и тут же звучал выстрел, Меестерс смеялся: ну, господа офицеры, двенадцать сотых секунды, кто хотел посоревноваться? — офицеры мялись… если кто-то не является к контрольному сроку, начинается следующий этап: поиски и ликвидация опоздавшего… письмо…

Эрик, — возникло откуда-то. — Эрик-эрик-эрик…— заметалось в пустоте. Да, сказал Эрик, да, сейчас. Сейчас.

— Да, — сказал он вслух.

— Что с тобой? — Над ним склонились все трое.

— Помню, — сказал он. — Помню все.

— Блокировка памяти, — сказал доктор. — Так я и думал. Ну, и?

— Запишите кто-нибудь, — сказал Эрик. — В письме было вот что: